передает множащийся событийно-деятельностный контур человеческого мышления, контур хотя и неопределенный, но готовый принять любую форму, формирующий высокоточную систему свободно сочетающихся форм, не получившую пока в самом творчестве интенсивного развития. Интернет развивается, сохраняя черты загадочного сфинкса, поскольку пока слабо разработана аналитика реальности, над природой и измерением которой впервые задумался Клод Шеннон. Можем ли мы говорить об эстетических способностях виртуального человека, мимесисе виртуальной реальности, о явлениях, позиционируемых аналогией, которая сближает художественные образы и пиктограммы на рабочем столе компьютера, об эстетике изменяющегося восприятия как ответе на информационный запрос? Современные дискуссии о природе нового вида искусства (компьютерные романы, цифровые скульптуры и так далее) свидетельствуют, что их эстетическая аналитика не может быть сведена к процедурам перенесения на эту область специальных понятий, которыми описывают признаки виртуальной реальности, их можно рассматривать как эстетическую память жизни.
Сегодня в эстетике следует заострить внимание на том, что описание, скажем, компьютерного искусства образуется из линий различной природы: линии, очерчивающей произведения (создаваемые художником или композитором с помощью компьютерных технологий, функционирующих на основе законов логики), как линии, подчиненной вариациям новых направлений в живописи и музыке, или линии, сближающей диапазон их качеств с диапазоном нового вида искусства. Теоретическое содержание, которое заставляло бы нас придерживаться той или другой линии, пока не вполне видимо. Значение волнующих экспериментов С. Губайдуллиной с электронной музыкой (электронная пьеса «Vivente – non vi-vente» (1970 г.)) неопределимо с точки зрения эстетического имени, так как оно заключено в различном содержании высказываний, которые относят к этим экспериментам: то ли это новое направление в музыке, то ли это новый вид искусства? Непростой вопрос.
В современной литературе этот вид искусства называют по-разному – компьютерное искусство (computer art), цифровое искусство (digital art), живопись робота (robot painting) как идеального собеседника, способного понимать человеческие эмоции и вызывать эмпатию; в этих искусствах компьютер или человекоподобный робот, интеллектуальный аватар, как работающие по логической программе машины, играют определенную роль в создании и демонстрации художественного произведения. Но, как нам представляется, эти обозначения отражают лишь отдельные аспекты более масштабного эстетического явления, которое мы называем «конвергентным искусством» – как бы его ни понимать: как новое направление в тех или иных видах искусства или как новый вид искусства. Такая характеристика кажется нам более точной.
Вообще сама эстетика представляет собой бесконечную программу непрограммируемости, программу гениальности, проявляющейся в любой сфере творческой деятельности, обобщенную интегральную программу мысли, написанную для постижения духовного развития через искусство, созданную философским мышлением в текстовом виде. Такое понимание эстетики приобретает особую значимость в современной ситуации, когда само бытие становится столь же программируемо непрограммируемым, направленным на становление «искусства» жизни. Собственной формой эстетики является код, предназначенный для исполнения совершенства (и тут нельзя не согласиться с трактовкой эстетической природы самой формы у С. Губайдуллиной: «Через искусство дух обретает форму»[151]), хотя сам онтологический статус эстетических кодов сегодня подвергается значительному пересмотру, а новые научные установки и технологии изменяют сам способ данности совершенства: «Активистский подход современной науки основан на принципе искусственного совершенства, согласно которому совершенное не дано изначально как природа, а должно быть создано. Реализация этой мировоззренческой установки приводит к превращению образа Человека-Деятеля в образ Человека-Творца, идентификация с которым девальвирует всю систему отношений человека и человека, человека и общества, человека и культуры, человека и природы. Фактически в эпоху нанотехнологий человек вступает в синергетическую коэволюцию с самим собой, когда “числа управляют атомами”»[152]. Не следует только думать, что теория математического единства Вселенной уже доказана. Стремление изменить модель совершенства, задать гипертворческие способности человека (что может обернуться его «творческим исчезновением» (М. Н. Эпштейн)) отражается и на современной онтологии искусства, и на современном понимании эстетического знания, которое всегда передавало перспективу художественных исканий мудрости, изображало искусство как, используем термин даосов, деяние «совершенномудрого» творца, выполняло последовательность теоретических операций, открывающих трансценденталии произведения (а они кодируют изменение художественного языка), устанавливающих пределы, в которых варьируются формы искусства. Выступая в качестве целостного образования, которое каким-то парадоксальным образом непрограммируемо программирует и перепрограммирует создание матрицы образа и является интерпретируемой программой (эстетическим скриптом), эстетика генерирует понимание и переживание организации художественного пространства, а в своих изысканиях ориентирована на выявление философских сценариев для постижения природы искусства, для объяснения исходных форм художественной реальности, образованных в соответствии с прегнантным принципом организации, согласно которому воспринимаемые формы имеют тенденцию к более связной, точной и симметричной структуре, хотя далеко не всеми разделяется точка зрения, что такая структура является критерием красоты; принцип прегнантности, значение которого возводится одновременно и к praegnans future (беременность будущим), и к меткости, выразительности, привлекательности, четкости, смысловой полноте и богатству содержания, дает соединительную черточку между эстетическим и тем, что М. Мерло-Понти называет плодовитостью формы. Это – форма духовного вынашивания, и потому
