женщины в этом мире”. После этого он вырезал у меня внутреннюю плоть, вынес ее наружу и насадил на маленький прут. Он воткнул прут в землю у двери и прокричал: “Каждый, кто пройдет мимо, увидит, как выглядят тутсикази”. Затем он вернулся в дом и снова избил меня… Потом они ушли. Я выползла из дома, обливаясь кровью»[709].
В этой жуткой истории как бы сконцентрировались все аспекты геноцидального синдрома хуту: стремление физически уничтожить женщин тутси как часть этноса («Мы собираемся истребить вас, тутси»); желание присвоить их как часть военной добычи («Теперь хуту одержали победу. <…> У вас не останется ничего своего»); намерение отомстить им за мнимое чувство превосходства над хуту («Вы думаете, что вы – единственные красивые женщины в этом мире»); потребность превращать сцены надругательства над ними в публичное зрелище, тем самым делая их фактом не индивидуального, а массового морально-психологического «самоутверждения» и «компенсации».
Но, может быть, такой садизм по отношению к женщинам тутси был свойственен только простым необразованным хуту? Нет, подобного рода деяния творили и представители «интеллектуальной элиты», как, например, журналист Жозеф Руйензи, диктор Радио «Руанда», который, придя в дом Донатиллы Мужавиманы с группой мужчин, произвел над ней ту же операцию, что и с Денизой, не забыв продемонстрировать всем свой кровавый трофей[710].
Более того, такие преступления поощрялись или даже лично совершались высокопоставленными функционерами режима, в том числе и министрами. В конце апреля во время резни тутси на стадионе Бутаре Полина Ньирамасухуко, министр
По данным «Human Rights Watch», ситуация для женщин тутси ухудшилась в середине мая, и многие из тех, кого пощадили в предшествующие недели, в том числе сексуальные рабыни, были убиты[714]. Это ужесточение было вызвано, по всей видимости, истерией по поводу новых военных успехов РПА на юге и в Кигали, которые сделали перспективу победы повстанцев реальной. Одновременно объектом агрессии в мае стали женщины тутси – жены мужчин хуту, которые до тех пор пользовались во многих общинах определенным иммунитетом, а также их дети, хотя они, согласно руандийским обычаям, считались принадлежащими к роду отца. Так, 5 мая в коммуне Таба интерахамве обнаружили убежище женщины по имени Кристина и ее двух малолетних детей (одному было два года, другому четыре месяца), отцом которых был хуту. «Они сказали, – вспоминает Кристина, – “мы хотим знать, как выглядит матка тутси. Если ты откажешься, мы убьем тебя”. Я согласилась, чтобы не быть убитой и чтобы спасти моих детей, но они все равно убили моих детей после того, как изнасиловали меня»[715]. Такого рода нападения вызвали многочисленные конфликты внутри общин хуту, поскольку затрагивали интересы мужей и нередко их многочисленной родни. Количество таких случаев оказалось настолько велико, что 6 мая совет безопасности префектуры Бутаре был вынужден призвать бургомистров «остановить насилие, захват и отнятие жен у других мужчин»[716]. Однако ожесточение все нарастало, и под удар стали попадать даже бургомистры, которые имели родственные связи с тутси или только подозревались в этом; подобные обвинения могли использоваться в политической борьбе. Так, 24 июня хуту Иньяс Багилишема (НРДДР), глава коммуны Мабанза (Кибуйе), послал письмо префекту Кайишеме, в котором жаловался на готовящиеся рейды отрядов милиции из соседних коммун Кайове (Гисеньи) и Руциро (Кибуйе) на территорию его коммуны и доказывал, что его несправедливо считают сочувствующим тутси. «Что касается проблемы моей жены, – писал он, – то люди считают ее тутси, и это приводит их к мысли, что я сообщник <РПФ> и что я поддерживаю
Надругательства над женщинами имели и другие, не менее трагические последствия. По оценке правозащитных организаций, в результате