термина, но принимающих некоторые их функции. Это касается прежде всего косой черты, встречающейся у 3 авторов, главным образом – у петербургского литератора, скрывшегося под псевдонимом Ананий Александроченко (279 текстов; в общую статистику не включены):
Здесь, как и у Очеретянского, фиксируется наличие некоторой связи между синтагмами, но никак не определяется характер этой связи, таким образом, косая черта выступает в роли своего рода универсального знака препинания. Возможен и другой путь: окказиональный пунктуационный знак наделяется достаточно определенным окказиональным значением:
Великие загадки
– о том, что косая черта здесь однозначно функционирует как знак противопоставления, свидетельствует не только семантика, но и противоположение полного имени слева – инициалу справа, а особенно – отказ от прописных букв в правом полустишии.
Михаил Нилин, в отличие от Александроченко и Карвовского, использует косую черту в тексте синтаксически полноценном (хотя и не вполне однозначном: двусоставное предложение с нулевой связкой либо назывное с не совсем обычным распространением), имеющем точку в конце и прописную букву в начале:
– выдвигая тем самым функцию этого знака в качестве дополнительного графического элемента, применяемого в научном (филологическом) тексте при записи стихов в строчку, т. е. как если бы исходный текст был:
Этим достигается композиционная амбивалентность, сопоставимая с феноменом цезуры в классическом стихе. Кроме того, в нилинской косой черте можно увидеть и визуальную нагрузку: ведь синтагма «на том берегу» оказывается за чертой, причем синтаксическая связь соединяет липы и берег, визуальный же ряд их разъединяет.
Интерес к дополнительным графическим элементам, свойственным научному тексту, характерен для Нилина: еще в трех его моностихах использованы квадратные скобки (частые также в его названиях, но функционирующие в них иначе):
В художественном тексте такой прием создает любопытный эффект двойного прочтения: с игнорированием скобок и с выключением их содержимого:
– возникают как бы два текста, взаимодействующих между собой.
Еще один знак, нетипичный для художественного текста, использует в своем моностихе Олег Азимов (род. 1958):
– второе тире между предлогами превратилось в стрелку. Такая модификация удачно подчеркивает различие функций первого и второго тире; кроме того, здесь возникает изоморфизм словесного и иконического начал.
Примыкает к предыдущим случаям использование общеречевого знака препинания – скобок – в функции, не свойственной художественному тексту (этот случай и все последующие в общую статистику не вошли):
Характерный для канцелярского стиля письменной речи повтор числительного («числом и прописью») сообщает образу трех букетов выраженную негативную окраску: нечто противное природе, природа, искаженная вмешательством человека, – усиливая, таким образом, противопоставление этого образа образу холмов, как чисто природному, причем макроприродному: с одной стороны, холмы велики, это совершенно другой масштаб, с другой – букеты все-таки над…
Еще несколько способов употребления знаков препинания в той или иной специальной (внеречевой) функции[470] находим в текстах Германа Лукомникова (времен его работы под псевдонимом Бонифаций). В трех его моностихах создается тот же, что и у Нилина, эффект двойного чтения, правда, другими cредствами:
– в первых двух случаях срединное положение многоточия между двумя увеличенными пробелами сигнализирует о равноправности частей, читающихся слитно («доза», «кот») и раздельно (парные предлоги); в третьем тексте читаются первая часть и целое, поэтому многоточие смещено к первой части, а величина пробела еще удвоена.
Следующий шаг на пути удаления от речевой функции знака препинания находим в еще одном тексте Лукомникова-Бонифация:
– представляющем собой изящную пародию на Геннадия Айги, у которого авторские знаки препинания «не служат распределению, уточнению смысла, членению фразы, но указывают на паузы, подъемы голоса, разрывы» [Робель 2003, 47][471]. Проблематичность интонационного коррелята, особенно у начальных знаков, заставляет сделать вывод об их использовании здесь преимущественно в визуально-графической функции.
Наиболее ярким примером такого подхода может служить текст Андрея Сен-Сенькова (род. 1968), работающего как в форме стихотворной миниатюры, так и в визуальной поэзии:
