— Не ты ли пару часов назад толковала о том, что вольна делать все, что твоей душе угодно.
Солли вздохнула.
— Ну да. Но Амальрик всегда в курсе делишек своих Королев, и его вмешательство в них, практически, традиционно. Я могу скрыться от глаз его шпионов, но не от его логики. О да, он не смеет указывать Королеве, что и как ей надлежит делать, но никто не запрещает ему таким образом направить течение событий, чтобы Королева вынуждена была поступать так, как это выгодно ему. Он утверждает любовников своих Королев и избавляется от них, если считает это необходимым. Старый лис, разумеется, не пойдет на открытый конфликт, но если он всерьез примется гадить, мне, я думаю, придется очень туго. Иногда я думаю, что в его лице обзавелась деспотичным папочкой.
— Царствуешь, но не правишь, рыжая Королева?
Она кивнула и направилась к выходу.
— Я не опасаюсь теперь за твою жизнь, — сказала она. — Завтра я приду снова.
— Как ты доберешься до своего замка, или что там у тебя? Он настолько близок, что ты готова идти пешком?
— Не выведывай у Королевы ее тайн, принц. Я не скажу тебе, где спрятан мой дворец. А что до транспорта… Подумаешь, кликну единорога, он отвезет.
— Единорога! — со значением повторил Рэй, и Солли покраснела, но не опустила королевского взгляда.
— Я спасла твою шкуру потому, — с вызовом сказала она, — что надеюсь: придет время, и ты станешь первым моим мужчиной. Но я не собираюсь обещать, будто ты останешься единственным!
С этими словами она растворилась среди зелени, завешивающей вход, и Рэй, еще очень слабый, с видимым облегчением закрыл глаза и погрузился в целительный сон.
* * *
Стоя посреди выбранной ею поляны, Королева Соль нетерпеливо ждала, когда появится единорог, услугами которого она намеревалась воспользоваться. Животное возникло из кустов, бесшумно, как и всегда, разливая вокруг себя ореол мягкого белого света, испускаемый шкурой. Шерсть его представляла собой не грубый остевой волос, как у лошадей или, скажем, коз, а напоминала скорее птичий или кроличий пух, и столь же нежной была наощупь.
Солли махнула ему рукой, но животное остановилось в нескольких ярдах от нее и задумчиво и недовольно принюхалось.
— У тебя странный запах, Королева, — сказал единорог. — Ты общалась с человеком, который мне неприятен.
— У меня разные знакомства, — небрежно бросила Солли, хотя сердце ее замерло. Не хватало еще, чтобы единорог настучал Амальрику, а у того хватит ума сложить два и два.
— Ну так что с того?
— Ты пахнешь так приятно, — жалобно сказал единорог. — Ты пахнешь лучше, чем кто бы то ни было в Волшебной Стране, и любой из нас готов служить тебе с радостью и гордостью. Но этот прилипший к тебе запах! Он, как ложка дегтя, отравляет твое благоухание.
— Ну что, мне вымыться, что ли? — Королева была раздражена.
— Или позвать другого, кто не будет столь щепетилен?
Единорог отвернул голову и опустился на колени, подставляя ей спину. Ноздри его шевелились и раздувались, словно он старался разделить ноты смешавшихся запахов. Солли, пользовавшаяся услугами этих созданий почти с рождения, решительно направила его в сторону одного из своих тайных летних дворцов.
* * *
Не раз еще проделывала она этот путь, радуясь то ли выздоровлению Рэя, то ли тому, что ей удалось обвести Регента вокруг пальца. Старательно, хотя и неумело, она привела в порядок его изорванную стрелами и испачканную кровью одежду, и когда он смог, наконец, встать, они вместе подолгу сидели у самой воды, у входа в пещеру, скрытые от посторонних глаз зачарованной пеленой Королевы эльфов. Она рассказывала ему о своей жизни среди эльфов, о нравах этой среды, откуда он почерпнул много полезного, а он ей — об отце и брате, которых ему суждено было узнать лучше, чем ей. Когда она уставала, то засыпала прямо посреди его рассказа, прислонив голову к его плечу, обтянутому черной кожей куртки: нечто среднее между ребенком, женщиной и иллюзией. Тогда он брал ее на руки, уносил в пещеру, укладывал на ее цветочное ложе, а сам возвращался к реке и думал о том, что же все-таки все они видят в нем такое, что пока еще не ощутил он сам, почему его чернота и титул вызывают неоправданные им пока в полной мере ненависть и страх, и о том, что если бы все это на самом деле в нем было, Солли не спала бы в его присутствии столь безмятежно, и сам он не чувствовал бы к ней робкой, не окрашенной чувственностью нежности. Он смотрел на нее, как на котенка, свалившегося с ног от усталости посреди игры, которому невозможно причинить вред и при виде которого хочется улыбаться. Сколько он помнил, так он смотрел на Солли всегда, и знать не хотел о ее завиральных идеях. Но все же ему приходилось признать, что пока он носился по мирам, получая образование, набираясь опыта и поднимая трон, она выполняла свою угрозу — росла, и вероятно, всерьез рассчитывала испытать на нем обретенную власть и покуситься на его свободу.
* * *
Когда ему настало время уходить, когда Чайка вновь раскинула свои крылья над его правым плечом, а Лист занял привычное место в ножнах на груди, Королева в последний раз накормила его молоком и медом и, признаться, он ожидал от нее напоминаний, какими всегда оканчивались их встречи, но она промолчала, и в тот момент, когда он только собирался подняться от стола, поцеловала его в губы с такой нежностью, о существовании какой он, занимаясь любовью между делом, до сих пор просто не знал.
— Ты очень, очень красивый, — сказала она, рассмеялась над его растерянностью и исчезла в ореоле дрожащего света.
А когда он вышел из пещеры, готовый пуститься в путь, его ожидал еще один сюрприз. У входа, кося на него сконфуженным глазом, стоял Расти в полном лошадином обмундировании, за исключением аккуратно сложенной рядом брони.
— Духи земли и неба, животное, как ты позволил сотворить с собой такое?
Расти виновато потупился. Его хвост и грива были любовно заплетены в множество мелких косичек, каждую из которых украшал яркий цветок или ленточка, и весь вид его был, словно у первого парня на деревне, где один двор.
— И не вздумай заявить, будто все это тебе по вкусу!
Делая зверское лицо, Рэй принялся расплетать все эти замысловатые узелки и бантики, выдирая и выбрасывая прочь мишуру, делавшую нелепым его боевого коня. И, может быть, ему только слышалось это сдавленное хихиканье, раздававшееся совсем рядом, слышалось потому, что в глубине души он хотел его услышать.
Глава 8. ИНТЕРЕСЫ ЭЛЬФОВ
Тоннель, по которому шагал Амальрик, проложен был частью под землей, частью — на ее поверхности, заботливо укрытый густым кустарником от нескромных и вражеских глаз. Регент был в бешенстве, и свита, уставно отстававшая от него на шаг, чувствовала это, хотя он и не давал им повода опасаться его без вины. Его гнев, невыносимый для него самого, устремлялся на недоступную цель, на ту, над кем он не властен.
Со всей своей свитой он остановился у невысокой двустворчатой дверки, где денно и нощно дежурила стража, словно та, чей покой они охраняли, была здесь узницей, а не Королевой. Навстречу Амальрику вышел распорядитель.
— Надеюсь, сегодня Королева не отменила мою аудиенцию? — спросил Регент. Распорядитель обменялся с ним понимающим взглядом, он, как и Амальрик, тоже имел немалый стаж царедворства при взбалмошных Королевах.
— Нет, сегодня она ждет вас, Регент. Но, должен предупредить, она сильно не в духе.
Регент кивнул, сделал остающейся за дверями свите знак «вольно» и шагнул в открывшиеся двери, сделанные с таким расчетом, чтобы в них не наклоняясь могла проникнуть женщина среднего роста. Здесь была святая святых — личные покои Королевы эльфов.
Они не блистали роскошью, да и зачем? Они замышлялись лишь как тайное убежище, где Королева, не достигшая вершины своего искусства, пряталась от более могущественных врагов, в мирное же время к услугам ее был весь мир Страны Вечного Лета: она по праву звалась Владычицей Зеленых Лугов, где танцевала в волшебные ночи полнолуния ритуальные танцы, тайные для любого из смертных, Повелительницей цветов и трав, птиц и зверей, приходивших и прилетавших на ее зов, Хозяйкой иррациональной магии, которую никто не мог объяснить, самым вольным духом Волшебной Страны. Она сама не любила две эти тесные комнатки: спальню и приемную, где ей приходилось встречаться с Регентом, внешне почтительно разъяснявшим ей ее обязанности. Она знала цену его почтительности, и он догадывался о том.
В ее покоях было полутемно, горел лишь камин, разгоняя вечную сырость подземного Укрывища, и юная Королева смотрела на огонь, вызывая в нем по своему усмотрению разные картины, доступные лишь ее взору. Она с ногами забралась в резное деревянное кресло, со всех сторон обложившись подушками, и напоминала птицу в гнезде. Ее кудри струились по подлокотникам и спинке, свешиваясь почти до земли, кулачок задумчиво подпирал подбородок. Она смотрела в огонь, и Амальрик дорого бы дал, чтобы увидеть то, что зачаровало ее взгляд. Впрочем, он знал, что магия огня обращена лишь в прошлое, что она видит там только то, что уже свершилось. Он давно уже пережил свое благоговение перед Королевами.
Он опустился перед нею на одно колено, как того требовал придворный этикет, и ждал, пока она разрешит ему встать. Пауза эта показалась ему несколько затянутой, словно Королева желала продемонстрировать ему свое право на власть. Может быть, она просто пребывала в состоянии глубокой
