— А мне себя червячком — приятно?
— Брось, Солли. Никогда не поверю, что обошлось без провокации с твоей стороны.
Она потупилась, но не из скромности, а от озорства.
— Было, — признала она со смехом. — Но это же так… В шутку.
— Хороши шутки, малявка. Посмотри, до чего парня довела, на людей бросается.
— Я тебе не малявка!
— Ладно, не малявка. Поиграла? Так вот сейчас же заставь его почувствовать к тебе отвращение. Ты не в его вкусе.
Солли покосилась на Кларенса.
— Нет, — сказала она строптиво. — Отвращение — не хочу. Сам посуди, как это, ко мне — и отвращение? Попробуем иначе.
Она смолкла, уставившись на Кларенса огромными глазами. Мир вокруг поплыл радужными пузырями, и где-то меж ними плыла она, Королева, изменчивая и неуловимая прямым взглядом. Чуждая и чужая, с глазами, обращенными в другую сторону.
Героиня другой сказки.
Когда это кончилось, Кларенс, пошатываясь, поднялся на ноги.
— Вот что, ребята, я и впрямь свалял дурака, вперевшись в вашу сказку. Кто я такой? Положительный герой, из тех, что бродят вокруг толпами? Восемьдесят пятый, да? Это ты, — он обернулся к Рэю, — номер один в ее списке?
— До тех пор, пока она в меня влюблена.
— Это кто здесь говорит о любви? — откликнулась Солли. — Я чертовски здорово провожу с тобой время, но о любви, насколько я помню, не было сказано ни слова. Может быть, тебе очень этого хочется?
— Однако это ты меня зовешь.
— Однако это ты всегда приезжаешь.
Это уже пошло личное, и Кларенс двинулся прочь. Потом замедлил шаг и обернулся. Все же отсюда он уходил не прежним. Королева, сидя в траве, деловито освобождалась от ремней перевязи, и не нужно быть пророком, чтобы догадаться: сейчас за ними последует и все остальное. Потом она ойкнула, засмеялась, и когда он оглянулся в следующий раз, уютной полянки за его спиною уже не было. Какие-то деревья, непролазные кусты, затянутые туманом, высокая трава… Морок, выхвативший из Бытия местечко, где проходило свидание Королевы эльфов.
Глава 12. НОЧЬ, ЗВЕНЯЩАЯ ТОРЖЕСТВОМ
— То, о чем вы просили, принц, изготовлено нами.
Они были вдвоем в одной из подземных мастерских Черного Замка, Крамар и Рэй. В ожидании визита принца сюда подручные гнома убрали из помещения все не относящиеся к делу детали, и сейчас оно выглядело пустым и гулким. Низкий широкий рабочий стол, нескончаемо длясь, уходил во тьму, и был виден лишь один его торец, тот, на котором, окруженный торжественным караулом четырех зажженных свечей, стоял большой продолговатый ларец черного дерева.
— Я могу посмотреть?
— Разумеется.
Рэй поднял крышку ларца и некоторое время любовался четырьмя аккуратно разложенными на алом бархате, попарно симметричными игрушками. Потом осторожно взял одну из ее вдавленного гнезда. Окрашенная в цвет глубокой ночи, она поглотила свет свечей и камина, не откликнувшись на них ни единым бликом. Рэй кивнул: он сам поставил это непременным условием.
Она была выполнена в форме и на основе перчатки, но на первой фаланге ее пальцев, с тыльной стороны, крепились вытянутые вперед стальные когти, прямые вначале и резко изогнутые к заостренным концам. Благодаря гибким сочленениям и тому, что ладонь перчатки была сделана из мягкой ткани, в этом снаряжении можно было выполнять те же обычные функции, что и в обычной кожаной перчатке.
Рэй надел перчатку с когтями на правую руку. Внутри она также оказалась выстлана мягкой материей и весила не больше, чем обычный тяжелый нож. Улыбнувшись, Рэй подцепил одним из когтей левую перчатку, выудил ее из ларца и снарядил ею свою левую руку, скользнувшую внутрь, как змея в нору. Требовалась некоторая практика, но он уже чувствовал, что благодаря искусству гномов способен будет выполнять в них даже работу, требующую некоторой филигранности. Он снял перчатки с чувством легкого сожаления временного расставания с волшебным артефактом и потянулся за второй парой, представлявшей собою кожаные сандалии, украшенные такими же когтями.
По знаку Крамара вынырнувший из тьмы подручный мигом подставил принцу низенький табурет. Рэй сел и стянул ботфорт. Вообще-то, не царское это дело — разуваться самому, но Рэй так и не привык к мысли, что можно позволить кому-то из этих прикоснуться к себе.
Зашнуровав сандалии, он встал и прошелся по полу. Мягкая кожа подошвы откликалась на каждую неровность, но металл не издал ни звука, и походка была бесшумной, как у кота. Когти чуть приподнимались над полом, сжимаясь лишь тогда, когда он переносил вес на носки, и это было правильно. Они отзывались на малейшее напряжение мельчайшей из мышц, даже на подергивание кожей, на мурашки. Крамар превосходно знал человеческую анатомию.
— Насколько я понимаю, — заметил гном, глядя на своего работодателя без всякого подобострастия, — это не столько оружие, сколько орудие? Хотя, разумеется, этим можно и убить.
— Легче, чем тебе кажется, — заметил принц, щелкая когтями левой ноги. — Но ты прав, это орудие, предназначенное для совершенно особенного случая.
* * *
Принц оставил Удылгубу, никогда не блиставшему собственной сообразительностью, но бывшему превосходным заместителем, несколько распоряжений, воспринятых недоуменно, но, тем не менее, безоговорочно принятых к исполнению и касавшихся торжеств, коими следовало встретить возвращение Рэя.
Те, кто видел его отбытие, еще долго потом обменивались предположениями, почему и куда он ушел пешком, оставив Расти в конюшне и не взяв с собою никакого оружия, а только скромный мешок на плече. Он нарушил традицию, отправляясь на свой подвиг не на рассвете, а хмурым вечером пасмурного дня, но, помимо всего прочего, нарушение традиций входило в его имидж.
Углубившись в свой мертвый или, точнее, коматозный лес, Рэй распаковал вышеупомянутый мешок и принялся за дело. Сперва он достал маленькую металлическую безделушку, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении свистком на длинной тонкой цепочке. Осторожный Рэй пользовался им крайне редко, но сегодняшний случай того стоил. Он приложил свисток к губам, приготовился к всегдашним неприятным ощущениям, неизменно возникавшим при вызове дракона, зажмурился и свистнул. Как обычно, заложило уши и перехватило дух. В ожидании дракона Рэй произвел серию на первый взгляд непонятных действий.
Во-первых, он разделся, оставшись в черной набедренной повязке. Было очень холодно, но он собирался вскорости покинуть эти гиблые места. Потом, достав из мешка баночку, принялся методично натирать черной краской лицо и тело, стараясь не оставить белым ни одного участка кожи. Он торопился. Его время было рассчитано до минуты.
Затем он обул ноги в сандалии с когтями, а глаза, сверкавшие в преддверии авантюры тем льдистым холодным блеском, что его подданные из гоблинов прозвали «взглядом василиска», скрыл за хитрым оптическим прибором, преподнесенным ему Крамаром в благодарность за крупный заказ. Штука эта была сделана не нынешним, и даже не предыдущим поколением гномов, и почиталась волшебной даже в их среде. Помимо скрадывания блеска глаз, она давала чудесную возможность видеть в темноте. Конечно, требовалась некоторая тренировка, потому что в этих темных окулярах все выглядело немного не так: ночь становилась серой, а очертания предметов и тварей были видимы за счет излучаемого ими тепла. Другой такой не было во всей Волшебной Стране, так говорил Крамар, а его слову в подобных вопросах Рэй привык доверять.
Она возникла бесшумно, спустившись с темнеющего неба. Рэй вышел к ней, раздвинув прежде скрывавшие его кусты.
— Здравствуй, Радуга, — сказал он. — Надеюсь, не оторвал тебя от важных дел?
— Здравствуй, волшебник, — отозвалась она. — Рада вновь увидеть тебя и оказаться полезной, тем более, что мои услуги требуются столь нечасто. Речь идет о чем-то крайне важном для тебя?
— О своем замысле я расскажу тебе в полете, Радуга, — ответил ей Рэй, взбираясь на драконью шею. — Пока же поспешим. Злу надлежит творить свои дела после полуночи, но до рассвета.
Потом, когда Радуга, бесшумно взмахивая широкими перепончатыми крыльями, неслась сквозь наступившую безлунную ночь на запад, сливаясь с тучами, которые ветер гнал в том же направлении, Рэй сверху рассматривал огни своих лагерей, повторяющие очертания знакомых ему укреплений, и с удовольствием вспоминал потраченные на все это силы.
Он многое успел, несмотря на то, что параллельно в его жизни существовало увлечение, съедавшее уйму времени. Он хорошо относился к Солли и не хотел бы потерять ее, но его чувства к ней надежно удерживались в определенных для них рамках, и в этом плане он не собирался ничего менять. Она была лучшей его забавой, пришедшейся весьма кстати, но, расставаясь с ней, он решительно выбрасывал ее из головы и сердца, вновь с азартом берясь за дело своей жизни. Словом, это было пресловутое разграничение Сейчас от Всегда.
Ограниченный с запада влиянием Совета, он расширял свою империю на север, юг и восток, присоединяя и поглощая царства, ставя под свои знамена их полки, привязываясь к их базам и накладывая хозяйскую руку на их полезные ископаемые. Пожалуй, уже сейчас он контролировал большую территорию, чем весь Светлый Совет. И, занимаясь всеми этими делами, он обнаружил одну весьма обрадовавшую его вещь: пока у него было золото, он мог содержать воюющую и побеждающую армию, пока же он побеждал, его казна росла за счет грабежей и контрибуций. Получался круг, гарантировавший его неуязвимость, извечное превосходство в средствах Зла над Добром, и он ликовал, оглядывая из поднебесья подвластные ему просторы.
