Дракониха опустилась на поляну в сумрачном настороженном лесу, бесшумно, как падающий с дерева лист. Рэй соскользнул с ее спины. Он недаром выбрал эту безлунную ночь с полным туч небом.
— Ты меня видишь? — спросил он.
— Не вижу, — отозвалась та, поводя головой во все стороны. — Но я ощущаю твое присутствие.
Итак, пришло время блокады. Рэй хорошо и глубоко продышался и принялся за дело. Ему предстояло полностью подавить собственную весьма мощную энергетику, погрузить в анабиоз свое недюжинное «я». Дракониха внимательно наблюдала за всеми его упражнениями.
— Сейчас на твоем месте полная пустота, — сказала, наконец, она. — Но так не бывает. Ты насторожил бы даже меня, а не только чуткого к малейшим перепадам энергии эльфа. Ты выделяешься на фоне ночи пятном абсолютной пустоты.
— Это была только ковка, — со смешком произнес из тьмы голос Рэя. — Чеканка начнется сейчас.
То, что он делал теперь, требовало уже не только волшебных, но и поэтических способностей. Его подруга умела становиться невидимой при свете дня. Он этого не мог, но у него была ночь. Когда дневные силы ополчились против него, именно ночь протянула ему руку и, усыновив, позволила выжить среди голодной нечисти в холодном предзимнем лесу. Он был воспитан ею, и все ее приметы и уловки стали его неотъемлемой частью. Дракониха следила за превращением принца из космического «ничто» в ночь Волшебной Страны с истинным упоением. Сначала из пустоты донеслось эхо случайной цикады, потом ее чувствительный нос опахнуло ветром из-под крыла хищной птицы, и тут же раздался предсмертный крик настигнутого ею кролика. Токи воздуха струились сейчас сквозь ту дыру в ночи, маскируя ее легкой вуалью своего дыхания, и слышался запах сырой земли. Не довольствуясь цветом ночи, Рэй насытил свой камуфляж ее звуками, запахами и прикосновениями.
— Ты еще здесь, — спросила Радуга, — или уже ушел?
Лес не ответил ей. Она свернулась кольцом, укрыв нос — единственное уязвимое место — хвостом, покрытым чешуей из циркония, и со всех сторон превратившись в неприступную крепость, и стала ждать его возвращения.
То, что раньше было Рэем, принцем Черного трона, а теперь стало лишь частью ночи, около получаса шло, пробираясь меж кустов и деревьев к известной ему цели. Он давно придумал этот план, но никому не доверял настолько, чтобы им поделиться. Даже Крамар не знал точно, для чего предназначены его изделия.
Замерев в тени кустов и добавив к своему новому имиджу смутное перешептывание их листьев и качание ветвей, он пропустил мимо себя монотонно шагавшую эльфийскую стражу и скользнул к выросшей прямо над ним отвесной стене меж двумя следующими друг за другом патрулями, добавив к себе еще и стылое дыхание древнего камня.
В течение всего года перед этим он наносил эльфам не очень упорные, но весьма болезненные удары в тактике «бей — беги», всяческим образом заставляя их проявлять активную деятельность. Чем больше они шевелились, тем доступнее становились наблюдению в палантир, да и обычному шпионажу. Теперь Рэй знал очень многое. В частности, он знал, что сегодня будет эта башня и вот это окно в какой-нибудь сотне футов над его головой.
Патруль миновал его, приняв, должно быть, за сгусток тени у подножия массивного контрфорса. Рэй поднял вверх руки, кончиками чувствительных пальцев нащупывая мельчайшие трещины шва кладки, куда предстояло войти когтям перчаток. Они впились в стену, и Рэй подтянул гибкое сильное тело вверх, прижимаясь к камню обнаженной чувствительной кожей так плотно, как только мог. И это был первый шаг на пути вверх.
* * *
Амальрик очнулся, как от удара локтем, и лежал без сна, вслушиваясь в звуки ночи и шаги патруля под дверью. Он ждал. Ждал уже несколько лет, и после неудачи с деревенским охотником его ожидание достигло высшей степени нетерпения. Принц должен ответить ударом на удар. Амальрик мог ожидать от этого сообразительного выскочки любой чертовщины помимо прямых военных действий.
Ночь кругом ничуть не отличалась от тысяч предыдущих ночей, что он так же проводил без сна. Он бы хотел заснуть, день его выдался напряженным, он устал, и от головной боли ломило виски. С невеселой усмешкой Регент подумал, что Черный принц был бы доволен, если бы узнал, во что превратил его жизнь. Не раз и не два его искушала мысль удалиться в Хайпур и остаться там, вдали от повседневной суеты, не считая его одинаковых лет. Это был бы достойный конец богатой карьеры, но поступить так сейчас означало проявить постыдную трусость, покрыть позором доселе славное имя, перечеркнуть свое достойное прошлое и навеки потерять лицо. Вряд ли бессмертные подданные способны забыть о слабости своего вождя.
И все-таки что-то не так было в этой ночи. Все те же привычные звуки касались его слуха, и он знал, что никто не способен пробраться мимо его патрулей и, паче того, взлететь незамеченным настолько высоко, чтобы достигнуть его окна: ни дракон, ни нетопырь и никакая другая нечисть. Разве что сама ночь, вливавшаяся через его распахнутые ввиду духоты створки и мешающаяся с прозрачными, колышущимися занавесками. Но было в ней и что-то… не соответствующее… Какой-то отзвук сильного чувства, которое ему вот-вот удастся определить.
Он рывком сел, отбросив одеяла. Он определил. Ночь звенела, грохотала торжеством. Или это страх бушевал в его височных венах? Извечное чувство беспомощности в темноте?
— Кто здесь? — спросил он.
И тогда ночь обвилась вокруг него, и у нее оказались мускулистые руки, твердые и горячие, как железо, зажавшие ему рот и не позволившие поднять тревогу. Он не успел ни о чем подумать, как в его рот был вбит вонючий неудобный кляп, придавивший язык; руки, да и весь он сам, оказались спеленуты тонкой и крепкой веревкой, а на голову нахлобучен пыльный джутовый мешок. Потом мешок перевернули, так что полоненный Регент оказался в нем вниз головой, встряхнули, так что он провалился туда целиком, и вскинули на плечо, ловко пристроив в веревочной петле.
Затем последовал краткий миг падения в пустоту: Амальрик догадался, что то был молниеносный спуск по какой-то веревке, и подумал, что похитивший его человек — если это был человек — должно быть, ободрал себе ладони. С распяленным кляпом ртом он мысленно молил о помощи, и был почти уверен, что сумел смутить разум ближайших стражей, но догадался и о том, что тревогу поднимут слишком поздно, и что похититель, если перед ним возникнет угроза потерять пленника, одним легким движением просто свернет ему шею. Он пытался найти в нем хотя бы слабый пульс Могущества, чтобы использовать в качестве своего шанса чужую энергию, но с этой точки зрения все было пусто.
Потом было стремительное движение через кусты, в течение нескольких минут Регента немилосердно трясло и било о спину похитителя: он решил все же, что это — человек, а потом густой низкий голос, сопровождаемый опахнувшим Регента жаром, произнес:
— Тебе все же удалось это, волшебник?
Так говорить мог только дракон, но от голоса отвечавшего Амальрика пробил озноб.
— Да, он попался, и теперь я не дам ему ни одного шанса.
Он слышал его лишь однажды, но считается умным помнить голоса смертельных врагов. Он действительно не получит шанса к спасению.
— Позади погоня, — заметил дракон.
Мешок втащили на чешуйчатую шею.
— Взлетай, — отдал команду похититель, воздух вокруг сдвинулся, загудел, и звуки погони разом отдалились, сменившись голосами высотных ветров.
— Ты хорошо рассчитал, волшебник, — сказал дракон. — К рассвету будем у твоего Замка.
* * *
Когда Регента вытряхнули из мешка, он пребольно ударился о землю и, лежа лицом вниз, некоторое время приходил в себя. Чьи-то неласковые руки развязали веревки и выдернули из его рта кляп. Значит, уверены, что он никуда не денется. Собрав те силы, что откликнулись на его призыв, и сочтя себя в состоянии даже перед лицом лютой казни сохранить эльфийское достоинство, Амальрик оперся ладонями оземь и приподнял голову.
То, что он увидел вокруг себя, глубоко ошеломило его. Он лежал посреди Поляны Источника, у самого ключа. А вокруг, как когда-то, много лет назад, выстроился парад Темных Сил.
Они стояли полегионно, начищенные до последнего коготка, вооруженные до зубов и облаченные в новехонькие гномские доспехи. Лес копий и нагинат рос над их рядами, и сильный северо-восточный ветер гнал по небу клочки туч, рвал черные и красные бунчуки, знамена и прочие знаки отличия легионов. Когда-то, стоя здесь, он сам наблюдал за поединком в утреннем небе, рассуждая вслух о том, что гибель обоих противников будет для эльфов наилучшим вариантом. Потом на этом же самом месте он утратил Королеву Сэсс. Теперь он сам был гвоздем развлекательной программы. Очень трудно сохранять достоинство, когда твои мышцы не служат тебе, и ты лежишь перед всем этим парадом, прикрытый лишь ночной сорочкой, из-под клочьев которой выглядывает тщедушное тело. Однако он нашел в себе силы скривить рот: ради расправы над ним здесь, насколько хватает глаз, выстроен весь местный гарнизон, и развернуты все знамена. Высших почестей Черный трон не смог бы ему оказать.
Разбросанные тут и там, дымились костры. Дрова были влажными, и черные клубы, тяжело стелясь по земле, стекали вниз по склону. Тошнотворно пахло жженой костью. Над каждым из костров слабо булькал огромный закопченый котел, а возле стояли по два мерзко ухмылявшихся тролля в шипастых шкурах. Один подбрасывал дрова, а другой в монотонном ритме бил в большой гулкий барабан, и удары плыли над поляной, подобные клубам черного дыма. Амальрик отключил свое воображение, зная, что эта штука способна превратить в хнычущее ничтожество даже самого бравого храбреца.
Через поляну к нему шел принц. Пешком и не при параде, и Амальрик подумал, что он очень отличается от предыдущего. Этот не гоняется за показухой. Этот — не ничтожество. И этот с ним покончит.
В обычной своей кожаной куртке с пришнурованными рукавами, в черных брюках и высоких ботфортах, Рэй сделал лишь одну уступку параду: его худые щеки перечеркнул двойной — алый и черный — зигзаг молнии, давний ритуальный знак Темных. Он выглядел старше своих двадцати семи. Плечи укутывал теплый широкий плащ, и ветер то обвивал им фигуру принца, словно траурной погребальной пеленой, то вздымал его вверх, то хлопал им, точно парусом, и был Рэй как обугленная ветвь, окутанная курящимся дымом. Амальрикова смерть смотрела ледяными глазами. Он обдумал и вынес приговор, который будет хладнокровно и даже без ненависти исполнен. Смешно ненавидеть того, кто лежит у твоих ног.
— Ты можешь встать, если хочешь, — сказал Рэй, останавливаясь над Амальриком. — Можешь лежать, это несущественно. Я перебрал много вариантов мести, выдумывал и отвергал множество изощреннейших пыток. Отвергал потому, что всего казалось мало. Я остановился на приемлемом и, как мне кажется, справедливом варианте. Я тебя освобожу. Сейчас ты встанешь и пойдешь, куда захочешь. Так, как ты есть. Я даже дам тебе нож. Ты сможешь бродить по лесу или же спрятаться в каком-либо закоулке Замка или его подземелий. Ты можешь выследить, убить и съесть любого из моих подданных, кто
