Первым прибыл гоблин. Это было крупное антропоморфное существо, ниже Рэя на каких-нибудь полголовы, но практически в два раза шире. Как и ожидал принц, этот сумеречный народ, традиционно расположенный к Злу, безусловно был заинтересован в союзе с Черным троном. Годы упадка Цитадели Зла и для них не прошли даром, торжество Светлых вынудило этот в принципе кочевой народ мигрировать на северо-восток, в тундру, в места сурового климата, близкие к владениям Снежной Королевы. Погибший Райан совмещал в своем лице титулы принца Черного трона и Короля гоблинов, хотя сам не принадлежал к этой лишь отдаленно напоминающей людей породе. После его гибели свято место не осталось пусто, и после непродолжительных, но весьма кровавых разборок Королем, как это водится у примитивных народов, провозгласил себя вот этот самый большой и сильный. В течение многих лет он оберег себя и свой титул от честолюбивых конкурентов, а потому заслуживал внимания. Так его рассматривал Рэй, а вот как он сам рассматривал Рэя, еще предстояло выяснить.
Вопреки ожиданию, он не стал бурно протестовать и размахивать своим боевым топором в ответ на предложение принести вассальную присягу. За его спиной, тесно, плечом к плечу, стояла многочисленная свита из длинноруких плосконосых воинов его породы, и, чувствуя их поддержку и окинув равнодушным взглядом разношерстную толпу обитателей Черного Замка, он сказал Рэю:
— Хай! У тебя меньше народа, чем у меня, и мои — опытные воины. Почему я должен подчиняться тебе, а не ты — мне?
Рэй поднял перед собой руку и разжал кулак.
— Поэтому, — коротко ответил он. — Согласен?
На смуглой мозолистой ладони бывшего кондотьера белел маленький кусочек мела. Рэй приглашающе улыбнулся.
У него никогда не было открытой располагающей улыбки, хотя прекрасным его зубам мог позавидовать любой хищник. Он мало кого уважал и почти никому не доверял. Он был не добрым, но честным. Улыбка для него означала сознание собственной силы, демонстрацию собственной уверенности, приглашение к состязанию, и выглядела она ожидающе, составляя пару с его холодными, настороженными глазами. Словом, это была именно та улыбка, какой можно расположить к себе гоблина.
— Хай! Согласен, — кивнул гоблин, блеснув красноватыми глазами.
Рэй не стал на него обижаться, в конце концов у него тоже могли быть амбиции, и ему тоже стоило дать попробовать. В сопровождении толпы заинтересованных болельщиков принц и Король прошествовали к украшавшему двор исполинскому пню. На языке Черного Замка кусочек мела означал приглашение к армрестлингу, и это было то, что надо, когда ищешь сильнейшего и желаешь обойтись без кровопролития.
Рэй мелом прочертил линию, противники веско уселись на услужливо подставленные им чурбачки, утвердили на гладкой поверхности локти, расположив их строго на черте, и соединили ладони, крепко переплетя пальцы.
Сразу стало ясно, что гоблин собирается воспользоваться наиболее очевидным из своих преимуществ, а именно — весом, и внешне у Рэя не было против него шансов. Но опыт Рэя в Школе Меча тоже дорогого стоил. Он не привык уступать никому. Для него попросту не существовало такой вещи как изначальное превосходство противника. Еще в детстве он безрассудно кидался на обидчиков, и ни их численность, ни вес, ни возраст никогда не рассматривались им как преимущество. Это продолжалось до тех пор, пока они не стали с ним считаться. Уже в тринадцать лет Барнби Готорн обнаружил у доверенного его попечению волчонка исключительную способность загонять себя в «красный коридор», способность заставлять себя делать то, что ты должен делать, невзирая ни на какие условия, в полнейшей отключке от диктата разума, не зная «не могу» и концентрируя на сиюминутном действии запас не только настоящих, но и будущих сил. Рыцарь Готорн по доброте душевной старался вразумить воспитанника, стращая его, что во время одного из подобных развлечений Рэй свалится с разрывом сердца, но искушение побеждать ВСЕГДА было для мальчика, а позднее — юноши, слишком сильно.
Его рука стояла неподвижно, как вбитый в пень стальной прут, смять который не в силах даже могучая гоблинская хватка. Не сказать, чтобы это было легко, но Рэй попросту заставил себя ничего не чувствовать. Обнаженная до плеча гоблинская лапа вздулась от усилия почти вдвое и мелко тряслась от напряжения: сказать, что Король был потрясен — это ничего не сказать. Он пытался давить еще и еще, все туже стискивая кисть, в которой тонкие твердые пальцы Рэя утопали, как в подушке. Находясь на пределе своих физических возможностей, Рэй, тем не менее, полагал, что способен это выдержать. Быть на пределе — это ведь совсем не то, что перешагнуть предел. Если гоблин не смял его в первую же минуту, то дальнейшее уже работало на него. Предоставив сопернику атакующую позицию, Рэй как бы со стороны наблюдал, как тот пыхтит, дуется и тратит огромные силы на выдавливание из себя же новых сил. Это было все равно, что, не пробив с первого удара головою каменную стену, попытаться ради пущей эффективности сделать это с разбегу. Хватка гоблина не причиняла ему физической боли: величина лапы и ее мясистая мягкость оказались для гоблина врагами. Изумленный Король гоблинов перевел взгляд с кисти своего противника, представлявшей для него практический интерес, на его глаза, чтбы убедиться, что в деле нет никакого подвоха, что против него сидит молодой принц из породы людей, а не подставленное в последний момент и специально выведенное для подобных забав чудовище.
Ему не стоило этого делать. Встретившись с Рэем глазами, он попался. Зеленые тигриные глаза смотрели на него холодно и спокойно, как на букашку в увеличительное стекло, пронзая насквозь всю его подернувшуюся излишним жирком тушу, рассматривая и отбрасывая, как ничтожные, мысли, гулко, как мухи, носящиеся в его пустом черепе. Этот человек его превосходил! И в тот же миг стальные тонкие пальцы, бывшие до того неподвижными, впились в его плоть. Плоть гоблинов малочувствительна к боли, но все же не в том случае, когда ее скручивают железные тиски, а именно это, как показалось Королю, и происходило с ним. Его мышцы внезапно стали ватными, рука дрогнула и поползла вниз. И все это время он находился в плену этих равнодушных жестоких глаз. В которых полыхнула молния торжества лишь в тот момент, когда его, Короля, рука была звонко припечатана к пню. Он с воплем вскочил, его обвисшая лапа была почти парализована, и другой, левой, он шарил на поясе, пытаясь быстро достать неудобно теперь подвешенный топор, а в глаза его уставились три клинка: два ярких, зеленых и колючих, бывших глазами Хозяина, а третий — с солнечным зайчиком на лезвии — длинный нодати, выхваченный с редкостной даже для опытных бойцов быстротой.
— Эй, парень, — сказал Хозяин, — я выиграл честно?
И гул голосов за спиною падшего Короля ответил утвердительно.
— Как твое имя? — спросил Рэй.
— Удылгуб, — отвечал тот, сломленный и посрамленный.
— Не вешай нос. Ты будешь командовать своими людьми, я же буду приказывать только тебе. Без обид?
Тонкий и острый, принц протягивал ему руку. Раскрытую ладонь той руки, в силе которой ему позволили убедиться. Удылгуб протянул левую, не в силах заставить подняться правую, повисшую, как плеть.
«В одном мизинце его, — угрюмо рассказывал он потом своим у походного костра, — сила десяти таких, каким ему, судя по взгляду, следует быть. / Что было, кстати сказать, чистейшей воды преувеличением, но ведь должен же он оправдаться! / Но это — не главное. Главная сила у него во взгляде. Зеленоглазый, черт, и такой от него исходил пронзительный холод, что я, клянусь всеми духами земли и неба, уже чувствовал, что каменею. Он не то что руку мою повалил, он на лопатки меня этим своим взглядом положил. Смотрит он на меня и сквозь меня, и куда, черти его знают, направлен этот взгляд? Право слово, сущий он василиск, этот наш новый принц.»
* * *
А вот гном припозднился. Рэй даже думал, что он вообще не придет. Ему знакома была вальяжная неторопливость и вескость этой породы, и он переживал, потому что эта встреча была более важна, чем предыдущая. Гоблина передавить — дело нехитрое, а вот убедить гнома вступить с тобой в деловые отношения… И потом, кто знает, сколько эти ремесленные короли будут раздумывать? Граница не могла быть открытой вечно, а он пока еще не был готов прорвать ее силой.
Но он пришел. В четыре фута ростом, округлый, как обкатанный ледником валун, в сопровождении десятка родственников, схожих с ним лицом и повадкой. Их бороды были заплетены в косы и заткнуты за пояса, брови опалены. Рэй знал, что гномы не пользуются услугами ездовых животных. Они предпочитали пеший ход и развивали в нем значительную скорость, даром что были приземисты и коротконоги. Их выносливости и камень мог позавидовать, и, честно говоря, Рэй не рискнул бы состязаться в марафонской ходьбе даже с самым хилым представителем этого уважаемого племени, да и армрестлингом перед кузнецами не стоило щеголять.
Из всех народов Волшебной Страны более всего испокон веков Черный трон заигрывал с гномами. Гоблины — те были свои, им просто некуда было бы деться, если бы они отказались служить Тьме, очень уж дурной они пользовались репутацией. Никто не хотел иметь с ними дела, а сами они способны были обеспечить себе лишь примитивное существование. Было еще множество различных пород вроде троллей, василисков и даже довольно многочисленных гарпий, ни на что, кроме Зла не годных, традиционно склонных к нему. Гномы же попадались разные. Умные Владыки в незапамятные времена осознали, что мастерство гномов способно служить вящей славе тронов куда эффективнее, нежели их военное искусство, хотя с воинскими достижениями гномьего пешего строя не раз пришлось познакомиться и тем, и этим. Лично Рэй считал, что пусть лучше один гномий мастер скует сотню добрых мечей, чем раскроит своим топором пару-другую голов. Каждый должен делать свое дело. А фантазия их не знала пределов, они могли вооружить любую по качественному составу армию, они могли подобрать оптимальный доспех и снаряжение для любой самой фантастической твари. Они строили и укрепляли замки, мастерили осадные и оборонные механизмы. Брали дорого, но дело того стоило.
Разумеется, и среди них встречались более склонные к Добру, нежели к Злату, и эти уже шли в разряд врагов. Но были и менее щепетильные, хотя отнюдь не менее искусные. В конце концов, они зарабатывали своим ремеслом.
Именно из таких был этот пришлый гном. Он от всей души работал на того, кто ему платит. Рэй пригласил его в свою комнату, жарко натопленную — гномы привыкли к жаре в своих подземных жилищах, возле пылающих горнов, и плохо переносили холод поздней осени. Дипломатичный хозяин не преминул поблагодарить гостя за перенесенные тем ради их встречи неудобства. Гном ответил на благодарность снисходительным кивком, прекрасно понимая, как Рэй в нем заинтересован. Огни камина отражались в его круглых черных глазах. Глубоко ошибался тот, кто считал, что гномы ценят золото превыше самоуважения.
После того, как сдержанные приветствия с тщательно подобранными словами и не менее тщательно подобранными интонациями были произнесены обеими сторонами, наступило краткое увесистое молчание. Гном и принц маленькими глотками потягивали горячее красное вино с гвоздикой и перцем и наблюдали друг за другом.
— Ты мне нужен, почтенный Крамар, — сказал наконец Рэй.
Тот кивнул.
— Я догадался, — улыбка шевельнула его усы. — Но я нужен многим.
