— Некоторые могли бы назвать это «Высшим Благом».
— Ты предал свою кровь, чтобы служить ереси ксеносов?! — жрице приходилось перекрикивать ветер, тогда как шепот Калаверы проскальзывал сквозь него, будто змея.
— О, это Благо выше, чем их… — похоже, такая идея позабавила гиганта. — Назови его высшим Высшим Благом, если угодно.
Космодесантник предупреждающе поднял руку, когда палец Омазет напрягся на спуске.
— Не воображай, что сумеешь выбить мне глаз, будто какому-то нелепому чудищу из мифов. Суть Афелия пребывает вне материального мира. Ты не можешь повредить его.
— Я могу попробовать.
— Попытайся, и я убью тебя.
— А если нет, ты пощадишь меня? — вызывающе спросила ивуджийка.
— Я предложу тебе выбор. Умереть здесь… или совершить прыжок веры, — Калавера указал рукой на белую пустоту позади неё.
— Мы оба изгои, гуэ’ла, — сказал ксенос, — но я выбирал свой путь. Я знаю себя. А что знаешь ты?
«Ничего, — признал Мордайн. — Я не знаю, почему Эшер возвысил меня, сделав своим аколитом, или почему его убили, или даже чего хочу от тебя, чужак. И, хуже всего, я не знаю, что со мной происходит».
— Ты — враг Империума Людей, — провозгласил Ганиил, пытаясь найти надежный плацдарм, — но для твоего собственного народа ты несравнимо более мерзок.
«Нужно перейти в наступление!»
— Шас’о Виор’ла Каис Монт’ир, — выговорил он, произнося каждый тщательно вызубренный элемент имени, словно проклятие, — я нарекаю тебя предателем.
— Делай свой выбор, лейтенант, — сказал Калавера.
— Ты предлагаешь мне две разных смерти! — огрызнулась Адеола.
— Возможно, но подчиненный мне зверь ещё жив, — космодесантник наклонил голову, внимая чему-то. — Я до сих пор слышу его, слабеющего, угасающего, но слишком голодного до жизни, чтобы принять смерть.
Холодный бриллиант глаза впился в жрицу, оценивая её.
— Ты слабее ксеноса-дикаря, Адеола Омазет?
— Почему ты рискуешь, давая мне шанс выжить? — не отступала ивуджийка.
— Возможно, потому, что ты произвела на меня впечатление, — ответил Калавера, — или, быть может, потому, что я заинтригован тем, удастся ли тебе уцелеть в невозможных условиях.
Лейтенант ни на секунду не поверила ни одному из объяснений. Это чудовище давно отрешилось от подобных сантиментов. Все они — гордость, сухой юмор, даже усталость — были всего лишь далекими отголосками эмоций. Внутри бронзового черепа осталось лишь чистое стремление к цели. Цели, достижению которой Адеола могла одинаково послужить что живой, что мертвой — так считал космодесантник.
— Я выживу, предатель, — пообещала жрица. — И докажу, что ты ошибся.
Она плюнула Калавере в глаз и спрыгнула.
— Ты отвергаешь это? — давил Мордайн. — Или так стыдишься своего имени, что не признаешь его?
Узник не отвечал. По его лицу ничего нельзя было понять.
— Сознайся! — вскипел Ганиил, стараясь не допустить, чтобы отчаяние просочилось в его голос на этот раз. — Ты — о’Шова!
«Ты должен быть им, иначе всё это впустую».
— Ты…
— Да, — произнес чужак.
Дознаватель закрыл глаза и позволил пустоте вновь поглотить его.
Пустота
