Сергей Тимофеевич послал молодым поздравление в старорусском стиле: «Здравствуй, мой князь новобрачный с молодой княгиней! Здравствуй, моя новобрачная княгиня с молодым князем! Здравствуйте на многие лета!.. Это не шуточные слова, как они показались бы многим; это настоящее русское приветствие, которое, к сожалению, осталось только между крестьянами».
Поздравил молодых и Константин: «Ваш брак – наша общая семейная радость. – Итак, слава Богу!»
День свадьбы отметили и в аксаковском доме. Пили здоровье новобрачных, даже Константин впервые после болезни вышел к столу и вместе со всеми пил шампанское.
Сергей Тимофеевич перенесся воображением в далекий Симбирск, представляя себе «…венчание, приезд в дом, а более всего ту минуту, когда в четыре часа все разъехались, и вы остались только двое… взглянули друг на друга и обнялись… Все это до такой степени ясно создалось в моей душе, что сама действительность не могла быть яснее и вернее».
Год назад у Сергея Тимофеевича вышел небольшой спор с Иваном. Тот был еще в Калуге и по случаю женитьбы одного своего тамошнего знакомого поделился с отцом мыслями о браке: «Страшно вдруг увидеть всю жизнь свою определенною до конца… и отказаться в этом отношении ото всякой неизвестности будущего!.. Нельзя ли сохранить поэзию любви и жизни в браке?.. Я мирного счастья, опошливающего человека, не хотел бы себе; боюсь действия привычки…». Сергей Тимофеевич отвечал на это: «Твое воззрение на брак очень односторонне. Все равно, по рассудку или по страсти совершается брак, в обоих случаях
Воззрения Сергея Тимофеевича на брак очень серьезны. Человек берет на себя пожизненные обязанности, определяет свой путь «до конца». Поэзию следует искать в установленной, заданной колее семейной жизни. Словом, женитьба – важнейший и неотменяемый рубеж человеческого бытия. Вместе с философом Артуром Шопенгауэром Аксаков мог бы сказать, что жениться – значит утратить половину своих прав и удвоить свои обязанности. Это убеждение определило и его отношение к женитьбе Гриши.
Сергей Тимофеевич мечтает о том, чтобы молодые поскорее приехали в родительский дом, горит нетерпением поскорее познакомиться с невесткой, увидеть, как все устроилось. Но беспокоит его плохая погода, и он просит подождать с поездкой, как раньше просил повременить со свадьбой. «Я уже вижу, – добавляет он, – как молодая невестушка тряхнула своей головкой с каштановыми кудрями, не заплетенными в густую косу, и собирается поднять знамя бунта против своего свекра». В таком духе идет переписка Сергея Тимофеевича с новой родственницей. Письма его шутливо-ласковы, притворно ворчливы и неизменно заботливы. Тон их, по выражению В. Шенрока, «отчасти напоминает характер обращения с невесткой Степана Михайловича Багрова, но письма эти сильно отличаются литературными интересами…». В частности, Сергей Тимофеевич сообщает невестке о судьбе драмы Константина Аксакова «Освобождение Москвы в 1612 году», на которую в семье возлагали большие надежды.
В начале февраля 1848 года новобрачные приехали в Москву. В аксаковском доме они гостили три недели. Сергей Тимофеевич, заочно всею душою привязавшийся к невестке, ни в чем не разочаровался. В Софье он нашел человека близкого по духу, словно она выросла и воспиталась вместе с его детьми: «Наша милая, бесценная Сонечка вошла в новое семейство, как будто она жила в нем весь свой век; так сходны были наши с нею чувства! Ей не к чему привыкать и применяться». Сергей Тимофеевич благодарит судьбу за редкую, почти немыслимую удачу: «Каковы бы то ни были достоинства новой семьянинки, все-таки она представляет нечто особое при вступлении в семью своего мужа. Ничего этого не было у нас: прибавилась еще одна дочь, и только! Слилась капля воды с другими каплями такой же воды – вот и все! Те же речи, те же стремленья, те же интересы занимают всех, как и прежде занимали».
Можно было бы подумать, что, ослепленный отеческой любовью, Сергей Тимофеевич преувеличивал, если бы его слова не подтверждались осторожным, трезвым в своих оценках Иваном. Он тоже нашел в Софье такого человека, «который так и пришелся к семье, как будто здесь давно было уготовано место, с которым после трехнедельного свидания чувствуешь себя в каком-то полном родстве, что можешь говорить все прямо, свободно и открыто, безо всякого неловкого чувства».
Только Константин Сергеевич проявил некоторую сдержанность и скептицизм. Он вполне одобрил выбор брата, но все же считал, что за три недели Софья не могла достаточно узнать всех членов семейства и о полной гармонии говорить преждевременно. Пока же остается радоваться счастью молодых – и это уже немало. «Тебе, Софья, Бог послал Гришу: и как многим ты ему обязана! Ты обязана ему, между прочим, такою любовью, которую, не знаю, испытывало ли когда сердце мужчины; ты узнала эту любовь, полную разума и кидающую свет на всю жизнь. Тебе принес он в дар сокровище своей души, и такой же драгоценный дар принял он от тебя».
Время, в которое молодая семья гостила в аксаковском доме, все семейство прожило в приподнятом, радостном настроении. По словам Сергея Тимофеевича, «спешили передать себя друг другу: рассказывали, расспрашивали, читали». Аксаков-старший открыл в своей невестке тонкость эстетического вкуса, способность чувствовать и ценить «всякую красоту выражения» – и это его особенно порадовало.
Много говорили и о политике; в это время начиналась Французская февральская революция. Аксаковы увидели в ней «новое усилие человечества разрешить» задачу быта», но отнеслись к этому «усилию» отрицательно. И Сергей Тимофеевич, и его сыновья были противниками революции и насильственных действий не одобряли.
