прихотливо и своевольно: пойди объясни, почему иной раз не любят человека, любви вполне достойного.
Современники рисуют нам Александру Бакунину девушкой обаятельной, глубокой, но чрезмерно экзальтированной, преданной фантазиям. На нее, как и на ее сестер, большое влияние имел Михаил, который своим фанатизмом, нетерпимостью усиливал экзальтированность сестры.
Белинский впоследствии писал о ней так: «Это девушка глубокая по натуре, святое, чистое, полное грации создание – но ее натура искажена до последней возможности…». Отношение Александры к любви, по мнению Белинского, тоже носит чрезмерно надуманный, экзальтированный характер. «Ей нужен не мужчина, а идеал мужчины», но несмотря на это «в ее фантастическом чувстве будет столько сердечной мистики, столько лиризма, что перед ним преклонит колена всякий, у кого только есть человеческая душа».
Белинский говорил, что его чувство к Александре было во многом надуманным; он «насильственно развивал» его в себе, «чтобы дать призраку вид действительности». Кто знает… Во всяком случае, как прибавляет Белинский, «потребность-то была все-таки и сильна и истинна». Потребность любить, быть любимым.
Между тем Александра вовсе не была такой безразличной и черствой, как это казалось Белинскому. И она способна была оценить его чувство. Вся ее вина состояла лишь в том, что она действительно не могла на него ответить.
Как-то Михаил решился показать сестре письмо Белинского от 10 сентября 1838 года – то письмо, в котором он изливал чувство неразделенной любви, говорил, что не его удел «даже и эта печальная радость» – сострадание. Александра пришла в сильное волнение. На другой день написала она следующее письмо Белинскому.
«Виссарион Григорьевич, слезы невольно катились из глаз моих, когда я читала письмо ваше; вы мало знаете, или, лучше, совсем не знаете меня… Всегда желала я сблизиться, говорить откровеннее с вами, – мне казалось, что вы не поймете горячего, живого моего участия, что вы примете его за насмешку, за жалость, и я останавливала себя, даже осуждала, не понимала в себе эту потребность сблизиться с человеком, которого надежды, желания я не могу исполнить».
Можно поверить девушке, когда она говорила, что ее тянуло к Белинскому. Но она опасалась, что ее намерения будут неверно поняты или же принесут Белинскому новые страдания. Положение было действительно сложным, и это невольно толкало Александру к нарочитой сдержанности и безучастию. Кстати, и свое письмо к Белинскому Александра не отослала, предполагая, вероятно, что оно причинит ему дополнительные огорчения.
Прошло несколько месяцев. Белинский переехал в Петербург. Нахлынули новые заботы, новые замыслы, связанные с редактированием журнала «Отечественные записки».
Пережитая страсть уходила куда-то в глубь души, заслонялась новыми впечатлениями, но не забывалась; забыть ее было невозможно.
В Петербурге Белинский вновь встретился с Бакуниным. В середине ноября 1839 года Мишель написал Александре и Татьяне, своим «милым девочкам», любимым сестрам, очередное письмо, а Белинский сделал к нему небольшую приписку. Несколько общих фраз, ни к чему не обязывающих выражений, но от них веет пережитым чувством, сдержанностью, затихшей или затихающей болью.
«Позвольте при сей
Постепенно и Александра освобождалась от того чувства неловкости, которое ей приходилось испытывать. Вспоминая о Белинском, она думала теперь о том, что буря, слава Богу, прошла.
Как-то, разбирая бумаги, она нашла старое письмо Белинского, посвященное смерти Любаши. Снова пережила волнения тех страшных дней, отдавая должное душевной глубине и чуткости Белинского.
Письмо его – «святое, я никогда не расстанусь с ним», писала она Александре Беер 27 декабря 1838 года. А потом касалась недавнего романа Белинского: «Его фантазия ко мне прошла, Alexandrine: Бог услышал молитвы мои. Он теперь покоен, счастлив, и Бог пошлет ему ангела, который утешит, успокоит его в этом мире. Я страдала, я глубоко страдала с ним за него. Бог позволит мне и радоваться, смотря на его счастье».
Так закончился роман Белинского с Александрой Бакуниной.
Остается сказать еще несколько слов о дальнейшей судьбе Александры.
В июне 1838 года, во время приезда Бакуниных в Москву, она познакомилась с Боткиным. Потом Боткин, вместе с Белинским и Ефремовым, побывал в Прямухине. Летом 1839 года Боткин виделся с Александрой в Москве; встреча положила начало их длительной переписке.
Боткин увлекся Александрой, и небезответно. «Лысый друг», «сибарит Вася» оказался счастливее Белинского…
Приехав в августе 1839 года из Берлина в Москву, Грановский увидел, что дело уже почти решено, и сообщил Станкевичу: «Он [Боткин] позволил мне открыть тебе его тайну… он любит Александру Бакунину и любим ею».
Вот-вот ждали официальной помолвки. В январе 1841 года Петр Клюшников спрашивал Белинского: «Не слыхал ли ты что-нибудь о женитьбе Боткина на Александре Бакуниной – прошлого года я знал, что он был в сильной пассии».
Но женитьба Боткина и Александры не состоялась. Хотя Боткин и был «в сильной пассии», но роман его тянулся вяло, бесцветно и иссяк сам собой. Его
