прекрасно понимаем, какой интерес или какие «интересы» заставляют агентов «шайки Вальтера» защищать агентов префекта полиции, терпящих их лавочку. Что же касается вышеупомянутого репортера, то он лучше бы сделал, если бы сообщал нам кое-какие из тех прекрасных сенсационных новостей, секретом которых он так хорошо владеет: известия о случаях смерти, опровергаемые на другой день, о сражениях, которых никогда не было, о важных речах, произнесенных коронованными особами, которые ничего не говорили, — информации, создающие «доходы Вальтера». Пусть он поделится с нами нескромными разоблачениями о вечерах у женщин, пользующихся «успехом», или заметками о превосходных качествах некоторых продуктов, являющихся важным «источником дохода» для кое-кого из наших собратьев».
Молодой человек был скорее смущен, чем рассержен, поняв только то, что под этим кроется нечто очень для него неприятное.
Буаренар продолжал:
— Кто доставил вам эти сведения?
Дюруа пытался припомнить, но это ему не удавалось. Потом вдруг вспомнил:
— Ах, да, это Сен-Потен!
Потом снова перечел статью в «La Plume» и покраснел, возмущенный обвинением в продажности.
— Как, значит, они подозревают, что мне платят за…
Буаренар прервал его:
— Да, черт возьми! Это неприятно для вас. Патрон очень строг по этой части. С хроникой это часто бывает.
В это самое время вошел Сен-Потен. Дюруа подбежал к нему:
— Вы читали заметку в «La Plume»?
— Да, и я только что был у госпожи Обер. Она, действительно, существует, но не была арестована. Этот слух не имеет никаких оснований.
Тогда Дюруа бросился к патрону, встретившему его с некоторой холодностью и недоверием. Выслушав, в чем дело, Вальтер ответил:
— Поезжайте сами к этой даме и напишите такое опровержение, чтобы о вас больше не писали подобных вещей. Я имею в виду то, что там говорится по этому поводу. Это крайне неприятно для газеты, для меня и для вас. Журналист, как жена цезаря, должен быть выше всяких подозрений.
Дюруа, взяв с собой Сен-Потена в качестве проводника, сел в фиакр и крикнул кучеру:
— Монмартр, улица Экюрейль, 18!
Они взобрались на седьмой этаж огромного дома, им отворила старуха в шерстяной кофте:
— Чего вам еще нужно? — спросила она, увидев Сен-Потена.
— Я привел к вам инспектора полиции, который хочет расспросить вас о вашем деле.
Она впустила их, сказав:
— После вас приходило еще двое из какой-то газеты, не знаю, из какой.
Потом обернулась к Дюруа и спросила:
— Так это вы, сударь, желаете узнать, как было дело?
— Да. Правда ли, что вы были арестованы агентом полиции нравов?
Она всплеснула руками:
— Никогда в жизни, добрый господин, никогда в жизни! Дело было так. Мясник, у которого я покупаю, продает хорошее мясо, но имеет плохие весы. Я часто это замечала, но ничего не говорила. Недавно я спросила два фунта котлет, так как ждала к обеду дочь и зятя. И вот, я вижу, что мне вешают кости от остатков, — остатки, правда, от котлет, но не от моих. Правда и то, что я могла бы приготовить из них рагу, но если я покупаю котлеты, то вовсе не для того, чтобы получать чужие остатки. Я отказалась взять их. Тогда он обозвал меня старой крысой, а я его — старым мошенником. Слово за слово, мы так поругались, что перед лавкой собралось больше сотни прохожих. Они так и покатывались со смеху. В конце концов, подошел полицейский и предложил нам объясниться у комиссара. Мы пошли туда, а потом обоих нас отпустили. С тех пор я покупаю мясо в другом месте и никогда не прохожу мимо этой лавки во избежание скандала.
Она замолчала. Дюруа спросил:
— Это все?
— Уверяю вас, сударь.
Старуха предложила Дюруа рюмку наливки, от которой он отказался, и стала его упрашивать, чтобы в отчете было упомянуто о плутовстве мясника.
Вернувшись в редакцию, Дюруа написал ответ:
«Какой-то анонимный писака из «La Plume» старается втянуть меня в ссору из-за одной старухи, будто бы арестованной агентом полиции нравов. Я отрицаю этот факт. Я лично видел г-жу Обер, которой по меньшей мере шестьдесят лет, и она подробно рассказала мне о своем столкновении с мясником,
