чем скажут «три».
Дюруа повторял про себя: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку».
Он заучивал это, как дети учат уроки, без конца повторяя, чтобы лучше запомнить: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку».
Ландо въехало в лес, повернуло направо в аллею, потом опять направо. Риваль стремительно отворил дверцу и крикнул кучеру:
— Сюда, по этой дорожке.
И экипаж поехал между двумя рощами с трепетавшими мертвыми листьями, окаймленными ледяной бахромой.
Дюруа продолжал бормотать: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку».
И он подумал, что катастрофа с экипажем уладила бы все дело. О, если бы он опрокинулся, какое счастье! Если б он мог сломать себе ногу!..
Но тут он увидал на опушке другой экипаж и четырех мужчин, топтавшихся на месте, чтоб согреть ноги, он вынужден был открыть рот, потому что ему не хватало воздуха.
Сначала вышли секунданты, затем врач и Дюруа. Риваль, держа ящик с пистолетами, направился в сопровождении Буаренара к двум незнакомцам, шедшим им навстречу. Дюруа видел, как они церемонно раскланялись, потом пошли все вместе вдоль опушки, глядя то на землю, то на деревья, словно ища что-то такое, что могло упасть или улететь. Потом они отсчитали шаги и с силой воткнули две палки в замерзшую почву. Затем они снова сбились в кучу и стали делать такие движения, какие делают дети, играя в орла или решку.
Доктор Лебрюман спросил у Дюруа:
— Вы себя хорошо чувствуете? Вам ничего не нужно?
— Ничего, благодарю вас.
Ему казалось, что он сошел с ума, что он спит и видит сон, что с ним происходит что-то сверхъестественное.
Боялся ли он? Может быть, он сам не знал. Он не отдавал себе отчета в том, что делалось вокруг него.
Жак Риваль вернулся и шепнул ему с довольным видом:
— Все готово. Нам повезло с выбором пистолетов.
Дюруа отнесся к этому с полным равнодушием.
С него сняли пальто. Он подчинился. Ощупали карманы сюртука, желая убедиться, что он не был защищен никакими бумагами или бумажником.
Он повторял про себя, как молитву: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку».
Потом его подвели к одной из палок, воткнутых в землю, и дали ему пистолет. Тогда он заметил, что перед ним, совсем близко, стоит маленький, лысый, пузатый человечек в очках. Это был его противник.
Он видел его очень ясно, но думал только об одном: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку и выстрелю».
Среди глубокого молчания раздался голос, который, казалось, донесся откуда-то издалека.
— Вы готовы, господа?
Жорж крикнул:
— Да!
Тогда тот же голос приказал:
— Стреляй!..
Он больше ничего не слышал, не видел, не сознавал; он чувствовал только, что поднимает руку и изо всех сил нажимает на курок.
Он не слыхал выстрела.
Но он тотчас же увидел дымок около дула своего пистолета. Человек, стоявший перед ним, продолжал стоять в прежней позе, и он заметил, что над его головой тоже поднялось белое облачко.
Они выстрелили оба. Дуэль была кончена.
Секунданты и врач осматривали его, ощупывали, расстегнули одежду, тревожно спрашивая:
— Вы не ранены?
Он ответил наугад:
— Кажется, нет.
Лангремон тоже не был ранен. Жак Риваль пробормотал недовольным тоном:
— Так всегда бывает с этими проклятыми пистолетами: или промахнутся, или убьют наповал. Скверное оружие!
Дюруа не двигался, парализованный изумлением и радостью: «Дуэль окончена!» Пришлось отнять у него пистолет, так как он все еще сжимал его в руке. Ему казалось теперь, что он готов сражаться против целого света. Дуэль кончена! Какое счастье! Теперь, осмелев, он готов был бросить вызов кому угодно.
Секунданты, поговорив между собой несколько минут, назначили свидание в тот же день для составления протокола, потом все снова сели в экипаж, и кучер, улыбавшийся на козлах, погнал лошадей, щелкая бичом.
