— Нет, нет, я не хочу…
— Но почему же?
Тогда она тихо, нежно прошептала:
— Потому, что ты будешь приводить сюда женщин, а я этого не хочу.
Он возмутился:
— Никогда в жизни! Я тебе обещаю.
— Нет, ты их все-таки будешь приводить.
— Клянусь тебе.
— Правда?
— Честное слово… Этот домик — наш, только наш.
Она порывисто обняла его.
— Ну, тогда я согласна, мой милый. Но знай, если ты меня обманешь хоть раз, хоть один раз, — между нами все будет кончено навсегда.
Он снова с жаром поклялся; было решено, что он в тот же день переедет, чтобы она могла заходить к нему всякий раз, когда будет проходить мимо.
Потом она сказала:
— Во всяком случае, приходи в воскресенье обедать. Мой муж очарован тобой.
Он был польщен:
— Вот как! Правда?
— Да, ты завоевал его симпатии. Послушай, ты говорил, что провел детство в поместье. Правда?
— Да. Ну, и что же?
Ты немножко знаком в таком случае с сельским хозяйством?
— Да.
— Так вот, поговори с ним о садоводстве и земледелии; он это очень любит.
— Отлично. Постараюсь не забыть.
Она покинула его, осыпав бесконечными поцелуями; после этой дуэли ее нежность к нему особенно возросла. По дороге в редакцию Дюруа думал: «Что за странное существо! Легкомысленная, как птичка! Никогда не знаешь, чего она хочет и что ей правится! И какая смешная пара! Какой причудливый случай соединил этого старика с этой ветреницей? Что заставило этого инспектора жениться на такой школьнице? Загадка! Кто знает? Может быть, любовь?»
Он заключил: «Во всяком случае, она прелестная любовница. Я буду идиотом, если ее брошу».
VIII
Последствием дуэли для Дюруа было то, что он сделался одним из главных сотрудников «Vie Francaise»; но так как ему стоило бесконечного труда придумать что-нибудь оригинальное, то он избрал своею специальностью напыщенные тирады об упадке нравственности, о разрушении морали, об ослаблении патриотизма и об анемии чувства чести у французов (он сам изобрел этот термин «анемия» и очень гордился им).
И когда г-жа де Марель, со своим скептическим и насмешливым, чисто парижским умом, посмеивалась над его рассуждениями, уничтожая их одной меткой остротой, он отвечал улыбаясь:
— Баi Это мне создаст хорошую репутацию для дальнейшего.
Он жил теперь на Константинопольской улице, куда перенес свой чемодан, щетку, бритву и мыло, — в этом и выразился его переезд на новую квартиру. Два-три раза в неделю молодая женщина приходила к нему, когда он был еще в постели, сразу же раздевалась и пряталась к нему под одеяло, зазябнув на улице.
Дюруа, в свою очередь, обедал каждый четверг у них в доме; любезничал с мужем, беседовал с ним о сельском хозяйстве; и так как он сам любил все, связанное с землей, то иногда они так увлекались беседой, что совершенно забывали о своей даме, дремавшей на диване.
Лорина тоже засыпала то на коленях у отца, то на коленях у Милого друга. И после ухода журналиста г-н де Марель всегда заявлял поучительным тоном, который он пускал в ход по поводу всякого пустяка:
— Очень милый молодой человек. У него очень развитый ум.
Был конец февраля. Уже по утрам на улицах запахло фиалками от тележек продавщиц цветов.
