И он поклялся не разлучаться с ней никогда. Так вместе летят две однокрылые птицы[78], так растут два дерева из одного корня.
Но как ни скрывай любовную тайну, а, словно багряник в саду, не укроешь ее от людских глаз. В доме нашлось немало ненавистников, проведавших о союзе двух влюбленных и жестоко осуждавших девушку.
– Наш господин сайсё ходит по ночам к Хатикадзуки. Вот мерзость! Какой низкий у него вкус. Конечно, женщина, будь она хоть знатного рода, будь хоть низкого рождения, заводит себе любовника, так уж исстари повелось. Но ведь всему же есть граница! Если молодому господину вдруг взбрело в голову навестить Хатикадзуки, то эта негодяйка должна была бы отказать ему. Не смею, мол, я любить вас! А она?
Как-то раз в доме принимали гостей, и Хатикадзуки пришлось ждать своего возлюбленного до глубокой ночи. Погруженная в печальные мысли, глядела она на луну:
Вот какое стихотворение сложила Хатикадзуки.
Но юноша все нежнее любил ее, все нерушимей становился их союз. Ничто не могло бы заставить его покинуть возлюбленную.
А слуги продолжали толковать:
– Господин сайсё ни с кем на свете не считается, странные у него прихоти сердца!
Так уж водится, что люди злословят о том, что их меньше всего касается.
Наконец сплетни дошли до ушей матушки молодого сайсё.
– Люди, наверно, болтают пустое. Спрошу-ка я кормилицу!
Но кормилица подтвердила:
– Это сущая правда!
Изумились отец и мать, так изумились, что некоторое время не могли слова вымолвить. Наконец сказали они:
– Расспроси его обо всем, кормилица. Усовести молодого господина, чтобы он больше и близко не подходил к этой Хатикадзуки.
Кормилица пошла к юноше й осторожно завела с ним разговор:
– Послушайте, наш юный господин! Хоть и нет в этом, может быть, ни слова правды, но матушке вашей наговорили, будто посещаете вы служанку Хатикадзуки, ту самую, которая греет воду в бане. Матушка ваша изволила молвить: «Ах, нет, не может этого быть! Но если правда, то надо выгнать Хатикадзуки из дому, пока супруг мой не узнал».
Молодой господин ответил на это:
– Давно ожидал я услышать такие речи. Но если двое расположатся на отдых под сенью одного дерева и зачерпнут воду из одного источника, то и тогда не случай в этом повинен, так предопределено было в прежнем рождении. Вот что гласит древняя мудрость. Супружеские узы разорвать нельзя, хотя пришлось бы лишиться отцовского наследства или погрузиться в глубину моря на тысячу локтей. Лишиться родительской любви и доверия – это поистине бездонный ад, но чего не стерплю я, лишь бы не расстаться с моей женой! Если даже отец мой в гневе убьет меня, что ж – ради Хатикадзуки мне и жизни не жаль! Никогда я ее не покину! Пусть даже выгонят меня из дому вместе с Хатикадзуки, я и не подумаю печалиться, хотя бы и пришлось мне ютиться в шалаше где-нибудь в пустынных полях или диких горах. Только бы моя любимая была со мной!
Так сказал Ондзоси и, покинув свои великолепные покои, пошел в жалкий шалаш, возле которого были навалены вязанки хвороста. Раньше он в дневную пору прятался от людских взоров, но после разговора с кормилицей стал открыто проводить целые дни в хижине Хатикадзуки. Братья его рассердились и стали говорить, что не хотят больше жить с ним под одной кровлей, но юноша и слушать их не захотел.
Матушка сказала:
– Видно, эта Хатикадзуки не простой человек, а оборотень. Ах, погубит она моего сына. Что нам делать теперь, Рэндзэй? – спросила она кормилицу.
– Раньше у молодого господина был застенчивый нрав, – отвечала та, – легко он смущался. Бывало, безделица вгоняла его в краску, а сейчас не видно на его лице и тени стыда. Не станет он слушать ничьих слов. А вы поступите вот как. Устройте смотрины всех ваших невесток, чтобы решить, которая лучше. Вот увидите, Хатикадзуки постыдится всем на глаза показаться и от позора сбежит куда-нибудь подальше. И понемногу молодой хозяин забудет ее!..
Госпоже понравился совет кормилицы. В доме пошли оживленные толки:
– Когда же, когда наконец смотрины невесток?
Ондзоси вошел в хижину Хатикадзуки и сказал, роняя слезы:
– Послушай, моя любимая! Чтобы выжить тебя из дому, затеяли они смотрины невесток. Как же нам теперь быть?
Хатикадзуки тоже залилась слезами:
– Из-за меня терпишь ты такие притеснения и тревоги. Убегу я куда глаза глядят.
