существует воли, как самостоятельного желания: воля есть только момент внимания во всех отдельных чувствах и желаниях. В Царстве Небесном воля очищается, становясь прозрачным вниманием. Наконец, чувство превращается в чистое переживание познания, освобождаясь от аффектов, и как таковое, есть сама жизнь существа, не как абстракция, а как конкретная жизнь или переживание. Так тричастный состав души человека уподобляется Св. Троице и жизнь человека в познании тайн Царства Небесного уподобляется жизни Самого Бога.
37. Метафизические начала естествознания, изложенные в главе 11-й части 1-й, значимы как для падшего, так и для преображенного мира. По всеобщем воскресении будут и пространство, и цвета в нем, и облики, и лики, и взоры… Ибо это суть символы, с помощью которых существа постигают друг друга. Плоть в Царстве Небесном есть именно символ. Она бесплотна и прекрасна, так как является символом внутренних сокровищ личностей.
38. Жизнь твари в Царстве Небесном может быть понята как непрестанная литургическая игра. В игре действие, как такое, уже доставляет наслаждение. Я разумею детскую игру, а не игру взрослых, в которой есть борьба и победа. В детской игре не могущество доставляет радость, т. е. не результат действия, а оно само. Игра есть деятельность личности, не имеющая цели ни власти над другими, ни освобождения их от чьей-либо власти.
Играть не может одно существо. Игра невозможна в одиночестве. Ребенок играет в куклы — это для него воображаемые существа; игрушки для него — другие личности, другие «Я» или друзья: в игре он не одинок.
39. Понятие игры дает ответ на вопрос: как возможно действие монады в Царстве Небесном? Ибо в нашем мире действия монад имеют предметом другие монады и суть лишь защита, либо нападение. Действие же монады в Царстве Небесном должно быть действием, не имеющим целью ни власти над другими, ни освобождения их от чьей-либо власти, ибо там уже все свободны. А такое действие есть игра.
40. Созерцание Бога ангелами, в изумлении вопиющими «Свят, свят, свят» — не есть игра. Для игры нужно, чтобы обе стороны действовали и наслаждались действием и притом действовали в одном плане бытия. Поэтому нельзя говорить об игре с Абсолютным. В игре невозможен и страх, хотя бы и радостный страх изумления перед глубиной тайны — «веселый страх» по выражению древнего пророка. Поэтому нельзя говорить об игре с Премирной Тайной. Перед Богом только песнь молчанья, игра же — между тварью.
41. Тварь создана Богом частью словесной — таковы ангелы и человек, частью бессловесной — такова земля, растения, звери, вообще низшая тварь. Словесной твари доступно постижение другого через имя. Словесные существа понимают друг друга и радуются о тайнах, которые им открываются, внимая имени. Они мысленно изрекают слово и созерцают тайну личности, их радость друг и друге сродни радости о Единой Премирной Тайне — это есть песнь молчанья. Бессловесным существам дана иная радость — радость игры. Радость игры есть радость встреч. Поэтому игра требует движения. Смысл игры есть жизнь чистого познания. Согласно идее Божьей о веществе, вся жизнь его должна быть игрой, в этом его радость. В Царстве Небесном вещество только играет, без столкновений и борьбы. Играют стихии природы. Играет вода в ритме волн; ведь и в нашем мире, согласно исследованиям ученых, каждая точка в волне описывает круговое движение. Играет воздух в циклонах ветров, играют небесные светила в своем вращении. И все животные играют. Игра рыб — в стремительном движениив глубинах морей, во встречах этих причудливых созданий между собою; обмен удивленными взглядами — и снова стремление. радость птиц — в их встречах с облаками, деревьями и солнечными лучами, в их полете и песне. Радость животных — в стремительном беге по лесам и лугам, во встречах друг с другом.
Самая жизнь всякого организма, хотя бы человеческого тела, есть в Царстве Небесном игра. Дыхание есть ритмический прилив и отлив в воздухе в тело. Воздух как бы входит в великолепные высокие чертоги легких, а не в темные сырые мешки, как теперь, входит и ясным плеском мчится назад. Так же и питанье там есть ток вещества, входящего в тело существа и совершающего в нем много веселых кругов: вещество в пурпурном одеянии кровяных шариков то заглядывает во все уголки тела, то проходит под круглыми звонкими сводами палаты сердца, то погружается в тонкий холод таинственных изгибов мозга, то мчится стремительно по широким протокам артерий, все дальше и дальше, то несясь как бы среди прекрасных колоннад, то шаловливо пробираясь по узким и тесным капиллярам. Так играют друг с другом шарики крови, бегая по телу, вращаясь с воздухом в необъятных голубых палатах легких, вбирая в себя атомы материи и вновь отдавая их ей. Атомы осыпаются в материю алмазным блеском и ныряют в родную стихию вещества, играя в струях ручьев, в волнах рек, в ветре и огне.
Игра твари есть уже в этом мире, но она сдавлена страданьем и враждой. Существа хотят не только играть, но и властвовать, и это желание властвовать вносит в мир зло. Собственно желание властвовать есть отказ от игры. Это первый вид отказа, злой отказ, и он необходимо влечет для неотпавших существ, как и для вернувшихся из отпадения, добрый отказ — ради спасения других. Это — трагический отказ.
Игра твари в этом мире есть ее мистика. Это есть действие, не имеющее целью власти, а лишь радость о встрече, и потому есть акт религиозный. К сожалению, такая игра редка. Слишком часто игра есть для животных школа будущих битв, и тогда она не мистична. Подлинная игра есть радость о движении, о полете, о встречах. Как радость встреч она есть один из видов радости о бытии других, а это есть любовь, притом небесного свойства. Подлинная игра, иногда внезапно освещающая детство животных и человека, есть откровение о блаженной жизни в вечности. Пот ому-то, между прочим, преступно стремиться превратить игру детей в подготовку к будущей жизни в борьбе и труде.
42. Из сказанного ясно, что игра в особенности свойственна веществу, оно радуется только в игре. Вещество не имеет злой воли, монады материи не имеют злой воли к захвату, они только оберегаются от других отталкиванием; и когда всеобщее воскресение пробудит материю от тяжкого сна, проявляющегося в виде инерции, — чиста и безгрешная она сразу перейдет к своей вечной игре.
Существам же игра свойственна поскольку они царствуют в веществе, т. е. поскольку они имеют плоть. И это не бедность их, а богатство. Игра