— Архиерей. Спаситель — Его мистическое имя, Архиерей — Его аскетическое имя. Тем самым открывается истина довольно необычного свойства, а именно мистика оказывается трагической, и имя мистическое есть имя трагическое, а аскетика, несмотря на свой тяжелый научно-трудовой характер, целью и пределом имеет радостную и свободную игру. Аскет, достигший цели, есть дитя, играющее со Христом. И через аскетику все человеки всякого пола и темперамента восходят к своей истинной природе, обретают свойственную каждому из них небесную детскость, и становятся способны к участи. в вечной литургической игре.
47. Для ясного понимания всего сказанного надо не забывать, что литургическая игра осуществится полностью только в преображенном небесном мире, в нашем же мире встречается как редкие вспышки откровения. Это надо помнить потому, что Антихрист согласно своему обычному методу — смешивать заданное и данное, чтобы уничтожить желание преображения мира, будет убеждать, что уже история этого мира, рассматриваемая с точки зрения вечности, есть великая божественная игра. Но нельзя видеть игру там, где есть пожирание одних другими, где есть страдание и смерть, спячка материи в инерции и духовный сон людей в одурении страстей. Только тогда история мира действительно станет божественной игрой, когда лев будет лежать вместе с ягненком, и волк с козленком (и т. д. по предсказанию пророка Исаии), и когда люди, как малые дети будут играть с тварью.
48. Если от каждой из любой из страстей, разрывающих в настоящем мире существо человека, отмыслить элемент желания могущества над другими, то в остатке получится чистая игра. Если из сладости страсти исключить упоение своей властью, исключить момент общения с силами тьмы, то останется радость игры. Это будет страсть, лишенная страстности, иначе говоря — страсть бесстрастная.
Если мысленно преобразить таким образом все страсти, пользуясь хотя бы схемой восьми порочных помыслов, данной великими христианскими аскетами, то нетрудно увидеть, что всем им находится место в Царства Небесном. (Это можно показать на примерах).
В Царстве Божьем много приобретается сравнительно с этим миром, но ничто доброе не теряется. Так и в отношении страстей. Огонь, преображающий мир, сжигает только то переживание томительной муки, которое есть в каждой страсти, оно отбрасывается во внешнюю тьму вместе с мучительной длительностью времени, которое оно порождает. Остается же чистая игра страстей, а время переживается не как нечто длящееся в ожидании и в страдании, а как радость обогащения.
49. Пусть игра есть просто обнаружение воли к жизни. Воля к жизни — не зло, а добро. Воля к истинной жизни есть условие возможности ее. Причина зла в том, что в нашем мире воля к жизни для себя означает желание смерти для других, т. е. их частичной или даже полной смерти. Не воля к жизни есть зло, а воля к смерти других. Чистая воля к жизни есть желание вечной блаженной игры и потому по существу религиозна.
50. Я указывал, что способность проникновения в души тварей и понимания их есть гениальность. Еще раньше я сопоставлял гениальность и святость, причем различие их было сведено к различию обращенности к твари и к Богу. Гениальность, как обращенность к твари, неразрывно связана с игрой. Гений еще в этом мире проявляет склонность к детской игре. К сожалению, обычно не умеют различать небесную игру от злой игры страстей на земле, страсть бесстрастную не отличают от страсти темной и страстной. В Царстве Небесном каждому человеку в той или иной мере будут свойственны и славословие Бога, и игра с тварью, то есть святость и гениальность. Ибо святость и гениальность относятся как славословие и игра.
51. Понятиями славословия и игры, святости и гениальности еще, однако, не исчерпывается все, что можно сказать о жизни в Царстве Небесном. Это — как бы два полюса, а средины не хватает. Ибо в соединении своем они не просто переходят друг в друга, как постепенно переходит один в другой цвета радуги. И здесь, как везде в преображенном мире, их единство больше их суммы. Средина между двумя полюсами не есть нечто среднее. Эта всеобъемлющая средина есть Чаша упоения божественной любовью. Это — чаша полноты всеединства, вмещаемого в сердце. Славословие Бога и игра твари умещаются в сердце человека. Радость в том, что сердце человека, это сердце из плоти и крови, вмещает в себе Бога и тварь, или иначе говоря, вмещает все.
Икона, на которой Св. Троица изображается в виде трех ангелов истолковывает самую внутрибожественную жизнь, как пир любви. На этой иконе написаны три ангела, сидящие вокруг одной чаши и смотрящие друг на друга очами, исполненными любовью и какой-то торжественностью тайны. Таким образом чаша любви открывается внутри самой Св. Троицы. Имеем ли мы право на такое утверждение, сказать трудно. Но поскольку вообще мы на основании откровения говорим о троичности лиц Божества, мы и отношения Их можем мыслить как любовь. Слово апостола Иоанна Богослова, что Бог есть любовь, то есть что любовь как бы сущность Его, вероятно, означает именно это.
52. Поразительно то, что принять в себя плоть и кровь Богочеловека — значит причаститься Его всеведению, а следовательно, и Его знанию Премирной Тайны. Бог, чистый Дух, о котором нельзя говорить иначе, как в отрицаниях, который не мог открыться мыслителям и мистикам в мысли и в духе, при непосредственном устремлении к Нему открывается в приобщении плоти и крови Сына Человеческого. И другого пути нет, как сказал Сам Христос: Если не будете есть плоти Сына Человеческого, то не будете иметь в себе жизни. «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне и Я в нем».
Итак, Бог, Вседержащий Ум, не открывается чистому уму, а открывается чистому сердцу через обо; жение его плотью и кровью. Богочеловека. Только от плоти и крови Христа созидается в человеке сердце чистое, могущее вместить всю тварь и Бога. В этом великая Тайна, что сердце плотяное, если оно чисто, открывает Бога.
Это принятие Бога в сердце и есть брак Агнца. Это — брак Сына Человеческого и Церкви, Невесты Агнца. Жизнь в Царстве Небесном должна быть понимаема как этот брачный пир. Но сравнение это весьма отдаленно благодаря мистическому своеобразию небесного пира. Ибо Предвечный Жених всех участвующих в пире питает Собою, своей плотью и кровью, для Церкви — Он Сам есть пища и питие.
