удар обозначал букву «А», два удара – «Б» и т. д. Сеансы поэтому продолжались довольно долго. Если верить записям Гюго, иногда стол делал по шесть ударов в секунду на протяжении трех с лишним часов{958}. Ясно, что такое невозможно – даже для Гюго. Поскольку он искренне верил, что просто записывает слова, переданные столом, по крайней мере некоторые тексты следует считать ранней формой психографии, или автоматического письма. Гюго считал стол современным ему эквивалентом треножника сивиллы.
Если принимать происходившее в «Марин-Террас» за обычное перерывание содержимого своего «чердака», полтора года, которые Гюго посвятил столоверчению, стоило бы упомянуть лишь как пример того, как долго тянутся вечера в ссылке. Но некоторые записанные тексты – настоящие шедевры жанра и дают уникальную возможность заглянуть в сознание поэта.
Несколько ночей стол не двигался, и Дельфина уже собиралась возвращаться в Париж. Вечером 11 сентября 1853 года (почти ровно через десять лет после того, как Гюго узнал о трагедии в Вилькье) стол вдруг ожил и отстучал слова «дочь» и «смерть», затем последовательность «л, е, о, п, о, л, ь, д, и, н, а». Гюго обратился к тишине:
– Ты счастлива?
«Да».
– Где ты?
«Свет».
– Что мы должны сделать, чтобы быть с тобой?
«Любить».
– Ты видишь, как страдают те, кто тебя любит?
«Да».
Естественно, Гюго трудно было реагировать на такие откровения скептически. Никто не посмел бы подшучивать над ним от имени Леопольдины. Еще больше укрепляло в доверии то, что стол начал предлагать идеи, образы, целые стихотворные строки. Стол произнес даже новое название последнего романа – «Отверженные», которое было известно только Гюго. Иногда стол передавал откровения и когда Гюго не было в комнате. В связи со столом Гюго беспокоило другое. Он пообещал себе, что никогда не будет «заимствовать у Неизвестности». Не могут ли духи мертвых потребовать этическое авторское право на некоторые лучшие его произведения?
После Леопольдины стол на некоторое время вспомнил о своей роли салонной игры. В гости к Гюго и Вакери приходили другие изгнанники: венгр Телеки, бывший представитель республиканцев, генерал Лефло и горбатый приспешник Гюго Эннет де Кеслер, легковозбудимый человек, чье общество очень нравилось Гюго, потому что Кеслер был атеистом, которого ничего не стоило победить в споре. Гюго флиртовал с двумя женскими духами, беседовал с косноязычной феей, уверявшей, будто она говорит по-ассирийски. Стоя в коридоре, он громко хохотал, услышав следующий разговор с Вакери:
– Кто здесь?
«Лопе».
– Де Вега?
«Да».
– К кому ты пришел?
«К тебе».
– У тебя послание для меня?
«Да».
– Говори.
«Твой».
– Продолжай.
«Видели».
– Дальше!
«Бп…»
– Ты говоришь: Бп?
«Нет».
– Ты сказал «видели»?
«Нет».
– Ты сказал «твой»?
«Нет».
– Так есть у тебя послание для меня?
«Нет».
