– Избабились дикомыты! – полетело сверху. – Заробели!
Светел различил голос Котёхи.
– Попомните Дегтяря!..
«Да какой ещё, в порошицу, Дегтярь?..» Светел вдруг представил, как перед поездом на дорогу выходит из лесу засадная шаечка не чета мальчишьему войску. Бородатые мужики с копьями, с луками, с топорами… А в поезде – мама. Ишутка беззащитная. Дед Игорка увечный.
«Дери не стой!» – рявкнули гусли. Из-под лапок шибче полетел снег.
– Куда жмарим?.. – прохрипели над ухом. – Стыдоба!..
Градобой стал редеть, потом перестал вовсе. Светел оглянулся:
– А вот куда…
Гнездари приобиделись. Враг уходил из-под пращей, не приняв чаемого урона. Вот с неприступной кручи, барахтаясь, ссыпалась на лёд тёмная лохматая тень. Следом – ещё, ещё. Затевалась погоня.
– На них поворачивай!.. – тяжело дыша, потребовал тот же малый, его звали Гневик.
– Не замай! – твёрдым голосом пресёк Зарник. – Рано!
– Ещё слушать тебя, – озлился храбрец. Прыжком развернулся на лапках, грозно заорал, наставил копьё.
Вскинутый щит почти сразу затрещал от ледяных комьев. Клочьями затрепыхался берестяной, любовно вырезанный калач…
Больше никто не остановился.
«Шагай тише!» – в два голоса приказали гусли. Дружина оставила бежать, пошла тяжёлым шагом, устало, щиты откачивались один от другого. В хоботный строй молча втёрся Гневик – избитый, с расшатанным плетнём на руке, но непокорённый. Бешено оглянулся, выставил гузно, ладонью хлопнул по кожушку… Вагашата почуяли удачу, густым скопом кинулись добирать:
– За Ойдриговичей!..
Зарник со Светелом переглянулись, кивнули друг другу.
«Все вдруг!..» – достигло Калинова моста двойное звонкое отголосье. Набегающим гнездарям тут же предстали склонённые копья, щиты, выставленные для сшибки, а над щитами – оскаленные, свирепые рожи.
– Бою дай! – неожиданно густым, зычным голосом взревел Зарник.
Знаменосец сдёрнул чехол. Над щитами взмахнул крыльями бесстрашный снегирь.
– Братья!.. – заорал Светел. – Солнышко припомним!.. Знай Твёржу!
Дружина рванула вперёд, клином, панцирем, кулаком. Помчала сражённого воеводу.
– Знай Затресье!
Середина ручейного русла была худо-бедно притоптана, ближе к берегам – в снегу хоть топись. Вагашата отпрянули, начали толкаться, кто-то упал.
– Не удай, братцы! Рази!
– Солнышко припомним!..
Гарковичи вмялись в толпище, будто валун в камыши. Знай, Левобережье, как трогать Коновой Вен! Одних снесли с ног, других отшвырнули, кого-то искровянили венцом щита, самые задние кинулись прочь, но на лыжах от северян однажды кто-то утёк!.. Снегириное знамя проплыло вперёд, обернулось, указало обратно…
Левобережная рать вылезала из пушны?х сугробов размыканная и кровавая. Светел помимо воли искал глазами Котёху, не находил. Вожак гнездарей горстями вытряхивал из куколя снег.
– Нет вежества у вас, дикомыты! Потехи любошной не понимаете!
Их было по-прежнему раза в два больше. Зарник немного отвёл щит:
– Хороши любки!.. Покалечили воеводу!
– Сами будто на беседу пришли! Из-за плеча хотели ударить!
Зарник поднял руку. Клин глухо зарычал, качнулся вперёд. Знамя колыхалось над горячими головами, на снегириной груди солнцем рдело пятно.
– Эй, эй, ну вас! Пошутили, и будет… Сердца-то не держите!
– А мы не держим. Мы тоже сейчас пошутим немножко…
В это время за спинами северян стали трещать ветки, посыпался снег, раздались голоса. Гнездари ожили, охрабрились: подмога?..
– Светел!.. – кричал из лесу Кайтар. – Светелко, брат! Гарко! Зарничек!.. Держись, братья, Сегда идёт!
Обратно на дорогу невестина рать вывалилась одним плечом с жениховой, горланя так, что с ёлок разлеталась куржа. Синяки, красные сопли… впереди бежали понурые, распоясанные
