только о месте, где он их оставил. Тем более что и оставил-то их, скорее всего, не он.
Вот, кстати, еще очень интересный вопрос. Ведь когда Оксана выпала из люка, ботинки были на ней. И очевидно, при падении они слетели. Ведь навряд ли ее кто-то уже мертвую разувал.
Ботинки слетели, труп увезли, и потом кто-то заботливо вернул обувь обратно в цех. Кто бы это мог быть? Убийца? Лиля? Сама Наталья?
Да, занятно. Но факт остается фактом – оброненную вещь вернули. И скорее всего, в тот же день, когда произошла трагедия. Интересно было бы знать, кто определил им место под столом? Если это Оля…
Впрочем, не будем торопиться. В ближайшее время нам предстоит проверить Вову, а Вова, даже если он и самолично поставил ботинки под стол, я думаю, не найдет ничего подозрительного в том, что работники цеха переставили их по своему усмотрению.
А по своему усмотрению работники цеха, я думаю, переставят их… переставят их… Я думаю, они переставят их в шкаф. Да, именно. В шкафу и без того хранится немало одежды и обуви, так что небольшое прибавление, полагаю, не будет там слишком заметным. Особенно, если это прибавление засунуть в самый дальний угол и сверху чем-нибудь забросать. Той же самой обувью. Старыми тапочками, например.
В то же время шкаф очень хорошо просматривается из угла, в котором я вознамерилась укрепить камеру, так что и с этой точки зрения размещение ботинок в шкафу выглядит оптимальным.
Так удачно разрешив все вставшие передо мной проблемы, я с чувством радостного оптимизма принялась дегустировать приготовленный Натальей послеобеденный кофе.
Удобный момент для осуществления моих замыслов на практике наступил сразу после обеда. Наталья с Аленой ушли на сцену подкрашивать поизносившиеся горы из какого-то спектакля, а Оля отправилась на склад получать очередную порцию «тряпочек» для аппликаций и прочих художественных нужд. В результате я осталась в цеху одна-одинешенька колдовать над костюмами. Лучшего момента для укрепления камеры нельзя было и придумать.
Я вернулась в нашу маленькую комнатку и, предусмотрительно закрыв дверь, достала камеру, тщательно упакованную и замаскированную мной в сумке так, что даже если бы кто-то залез в нее без моего ведома, он ни за что не догадался бы, что перед ним находится прибор шпионского наблюдения.
Углубившись в самые недра трафаретов, рисунков и шаблонов, я нащупала гвоздь и с помощью проволочки потоньше попыталась прикрепить к нему проволочку потолще, то есть саму камеру. Это удалось мне довольно быстро, но, включив монитор, чтобы проверить, как все работает, я обнаружила, что интересующий меня шкаф на экране располагается не прямо, как ему следовало, а под углом приблизительно градусов в тридцать.
Поняв, что объектив моей проволочки смещен, я немного ее подправила, сверяясь с изображением на мониторе, и в конце концов достигла вполне удовлетворительного результата.
После этого я открыла дверь в цех и, воровато оглядевшись, двинулась к тому месту под столом, где должны были находится ботинки Оксаны. Они мирно стояли на своем месте, и было совершенно очевидно, что после меня их никто не трогал.
Я взяла ботинки, привела стоящие под столом предметы в исходное положение и снова вернулась в комнату для того, чтобы спрятать ботинки в шкафу. Памятуя о соблюдении осторожности, я снова закрыла дверь и только после этого углубилась в недра нашего шкафа, чтобы найти там подходящее место для своей приманки.
Наиболее привлекательным для закладывания ботинок мне показался самый дальний угол шкафа, в который уже, наверное, лет сто никто ничего не ставил. Повседневную обувь мы старались ставить с краю, так было удобнее и быстрее ее надевать. Вытащив из облюбованного мной дальнего угла целую гору старых тапочек, каких-то тряпок, сеток и прочих предметов, назначение которых было мне неизвестно, я докопалась наконец до дна. Поместив на это самое дно ботинки, я снова закопала их с помощью груды старого хлама и забросала сверху тапками.
Что ж, в общем и целом все было готово. Ботинки и камера находились на своих местах, источник питания был заряжен, изображение поступало на монитор без помех, с включением и выключением камеры тоже не возникало никаких проблем. Оставалось только заманить добычу в расставленные мною сети.
Еще раз окинув взглядом внутренности шкафа и оценив увиденное как не вызывающее подозрений, я упаковала монитор в сумочку и вернулась к исполнению своих художественных обязанностей.
Но, несомненно, сегодня был мой день.
После того как я столь удачно разрешила проблему с размещением камеры и ботинок, мне повезло снова. Не успела я сделать несколько золотых завитков на очередном костюме принца, как дверь открылась, и в цеху собственной персоной появился Вольдемар.
Однако на этот раз я не стала говорить ему: «Вовочка, солнце мое». Нет. Памятуя о том, как мы расстались в последний раз, я решила его проучить, рискуя даже тем, что он обидится и уйдет задолго до того, как я успею загрузить в его сознание заготовленную мною историю.
Не отрывая глаз от костюма принца, я вежливо спросила:
– Че пришел?
От такого приветствия Вовочка в первый момент опешил, но, к чести его, нужно сказать, что, придя в себя, он не развернулся и не ушел, а попытался извиниться.
– Да чего ты, Татьян, сердишься, что ли? – примирительно проговорил он.
