– Нет, что ты. Отчего мне сердиться? Наоборот, мне очень нравится слушать, как все кругом матерятся. Особенно разговаривая со мной.
– Но я ведь не на тебя матерился.
– Да, еще только это и осталось! – Я была оскорблена до глубины души.
– Ну ладно, не сердись. Если бы ты знала, какая эта Оксанка была стерва, ты бы не удивлялась.
– Да какая мне разница, что это тут была за Оксанка и какие у вас с ней были отношения?! Мне до этого и дела нет. И я не желаю осквернять свой слух выслушиванием разных выражений.
– Ладно, перестань, я ведь уже извинился.
– Извинился он… – Я начинала постепенно сбавлять обороты. – Ты бы лучше не делал, тогда и извиняться было бы не за что. Дай-ка мне вон ту тряпочку… вон ту… да нет, не эту! Вон ту, грязную.
Сосредоточенно вытирая свои золотые пальцы тряпочкой, переданной мне Вольдемаром, я бросала на него исподлобья быстрые взгляды, пытаясь угадать, готов ли он к восприятию заготовленной мною для него информации.
– А кстати, эта Оксана, – начала я после того, как убедилась, что Володя готов. – Говорят, после того как она выпала из люка, сюда полиция приезжала…
– Само собой, приезжала, – снисходительно объяснил Володя мне, глупенькой. – Это ведь труп. На труп всегда выезжают.
– И что? – с интересом спросила я.
– Что – «что»? Походили тут, понюхали, да и уехали.
– Ничего не заподозрили?
– А чего тут можно было заподозрить? Свалилась она сама, никого даже близко возле нее не было. Несчастный случай, он случай и есть.
– Да нет, я ничего и не говорю. Просто у одних моих знакомых, у них друзья, они знакомы с какими-то друзьями Оксаны…
– Наговорила, – с чувством невыразимого превосходства взглянул на меня, косноязычную, Володя.
– Нет, подожди, я серьезно. Так вот, они говорят, что эти друзья… точнее, один из них… парень… он там… неравнодушен, что ли, к ней был…
– Да у нее таких неравнодушных в каждом глазу по пачке. – Было похоже, что еще немного, и Володя снова сорвется на эксклюзивные выражения.
– Да подожди ты, дай договорить. Ну вот, этот знакомый, он якобы хочет заказать дополнительное расследование частному детективу.
– Зачем?
– Ну, вроде бы не верит, что она и правда сама упала. Думает, что полиция просто не захотела копаться.
– Да в чем там копаться-то? Дурак он, что ли, этот твой знакомый?
– Он не мой знакомый.
– Сказано же было, что с ней даже рядом не было никого! – Кажется, вспыльчивый Володя и в самом деле начинал терять терпение.
Но, видимо, вспомнив, чем чреваты вспышки ярости в моем присутствии, он сумел-таки себя сдержать и ограничился тем, что пробурчал себе под нос:
– Ладно, пусть копают… дело ихнее.
Однако моя работа еще не была закончена, поэтому, выдержав небольшую паузу, я продолжила разговор:
– А что ты думаешь, может, и накопают. Найдут, например, следы какие-нибудь.
– Какие следы?
– Ну, мало ли какие… Следы табачного пепла, например. На одежде там или на обуви…
Я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться от того, какую чепуху я несла. Но как еще, спрашивается, могла я навести Вовочку на нужную мне мысль? Хотя, кажется, не я одна понимала, что говорю вздор.
– Слышь, Татьян, – сказал Вова, внимательно в меня вглядываясь, будто пытаясь понять, сама ли я такая непроходимая дура или пытаюсь одурачить его. – Ты чего ерунду-то мелешь, а? На какой обуви? Какие следы?
– Ну, не знаю… Находят же следы… иногда. Вещественные доказательства там и прочее…
– «Прочее», – поддразнил меня Вова. – Чего б еще понимала…
Да, думаю, во всем театре вряд ли бы нашелся такой человек, который понимал бы в вещественных доказательствах больше, чем Вова. Разве что только я сама могла бы с ним потягаться.
Учитывая это обстоятельство, я решила, что сказано уже достаточно, и если я не хочу вызвать у Вовы подозрения, то продолжать не стоит. Об обуви было упомянуто, и если Вова имел к покрытию подошв этой самой обуви свечным парафином хоть какое-то отношение, то он, несомненно, примет полученную от меня информацию к сведению.
Цель моя была достигнута, и дальнейшая беседа не представляла особого интереса.
– А ты чего приходил-то? – несколько, пожалуй, резковато сменила я тему.
– Хочешь выпроводить?
