атомов и пустот. Как справедливо заметил в ответ на это Густав Гемпель, объяснение должно быть убедительным. А объяснение, которое дает Эддингтон непосредственно наблюдаемому нами столу, убедительным не назовешь. Пожалуй, наилучшим выходом будет считать позицию элементарной физики и непосредственного наблюдателя комплементарными, или взаимодополняющими. Наш повседневный опыт восприятия мира, который Гуссерль называет «естественной установкой», не очень хорошо согласуется с научными представлениями. Мы продолжаем считать стол твердым объектом и по-прежнему возлагаем на окружающих ответственность за их мысли и действия (а не просто считаем их заложниками нейрофизиологических процессов). Когда Раскольников в «Преступлении и наказании» убивает старушку процентщицу топором, можно объяснить этот поступок тем, что нейроны в его мозгу генерируют заряд, который приводит к возникновению нервных импульсов и передаче их в руки Раскольникова, в результате чего мышцы сокращаются и производят действие, опуская топор на голову старушки. Такой взгляд более чем справедлив. Но это лишь один взгляд из возможных. Проблема в том, что он не учитывает этических аспектов поступка Раскольникова. Другая возможная перспектива – рассматривать убийство старушки именно как
Философ Х утверждает, что представление, которое я считаю истинным в повседневной жизни, не выдерживает рациональной критики к примеру, представление о свободе воли. Философ Х заявляет, что свобода воли не может существовать в мире, неизбежно управляемом природными законами. Я могу избрать различные стратегии возражения. Я могу опровергнуть его аксиому какой-нибудь другой аксиомой, могу попытаться доказать, что люди неизбежно должны считаться существами, обладающими свободой воли, и что позиция философа Х ошибочна. В такой ситуации и философ Х, и я будем действовать исходя из этого, что позиция каждого безальтернативна. Но я могу избрать и другую стратегию, просто-напросто показав, что имеются альтернативы позиции философа Х. В этом случае мне не придется доказывать, что существует только одна альтернативная позиция, которую мы обязаны занять, я должен буду лишь показать, что существуют и другие
Предпосылкой к размышлениям о мире служит не теория относительности Эйнштейна, не эволюционная теория Дарвина и не психоанализ Фрейда. А также не эмпиризм Юма, не трансцендентальная философия Канта и не феноменология Гуссерля. Предпосылкой и исходной точкой служит знакомая нам всем повседневность. Разумеется, некоторые научные теории оказывают влияние на наше обывательское восприятие мира, но в значительной степени эта наивная картина мира остается донаучной. Без этого повседневного опыта, связанного различными условностями и установившимся порядком, теории вообще не могли бы появиться. Теории появляются потому, что установившийся порядок и принятые условности не всегда позволяют нам хорошо справляться с повседневностью. Отдельные условности вступают в противоречие, мир не отвечает нашим ожиданиям, возникают конфликты интересов. Мы оказываемся в ситуациях, когда нам приходится выбирать между дружбой и беспристрастностью, свободой и порядком, индивидуальным и коллективным и т. д. Нам непонятно, как вести себя в этих ситуациях и что предпринять. Можно сказать, что, если наши ожидания не подтверждаются, мир становится ненадежным. И тогда возникает потребность в теоретическом осмыслении мира с целью снять фрустрацию. Важно подчеркнуть, что теоретические исследования подразумевают, что у нас уже есть определенные бытовые представления – без них не возникло бы фрустрации, а следовательно, не было бы повода заняться теорией. Окунаясь в теорию, мы стремимся разобраться с теми аспектами окружающего мира, которые кажутся нам самыми важными. Постепенно мы приобретаем определенную теоретическую подготовку именно в этих аспектах, при этом наша точка зрения является результатом углубленного изучения определенных, интересных нам, аспектов повседневного опыта. В результате теоретических изысканий в наши обывательские представления могут вноситься коррективы, но эти коррективы не могут просто отменить повседневный опыт как таковой, потому что именно он лежит в основе всего.
Джон Кекес выделяет следующие возможные перспективы, или «режимы рефлексии»: естественные науки, история, этика, эстетика, религия, субъективность. Этот список кажется мне достаточно случайным в том смысле, что он не обязательно должен состоять именно из названных пунктов, но многие могут согласиться, что таковы самые распространенные точки зрения на действительность. Естественные науки пытаются объяснить мир, указывая на регулярные соответствия между причинами и следствиями. История – здесь она понимается в широком смысле и включает также социологические дисциплины – пытается объяснить мир через описание человеческих обществ, организаций и конвенций. Религия пытается объяснить мир