фантазия? Драматическая поэма? Философическая притча?.. Суть действия сводится к противоборству умирающего от ран солдата со Смертью. Мир небытия предстает заманчивыми или значительными, по мнению Смерти, видениями – явлением египетской царицы Клеопатры, Императора, олицетворяющего жестокость, твердолобость и чванливую гордыню (он списан с древнекитайского императора Цинь Шихуана – деспота, печально прославившегося сожжением книг и искоренением всяческого свободомыслия). Но есть в потустороннем мире и герои древней вьетнамской легенды: принцесса Тиен Зунг и ее муж, бедный рыбак Ты Донг Ты, – символизирующие верность в любви и неодолимую силу труда и упорства человека. Мир живых, оттесняющий Смерть, представлен Матерью солдата, Возлюбленной его, Учеником, Старцем, ищущим сына… Вот что сам Тхи говорит об этой своей пьесе: «Персонажи ее – собирательные, символические образы, и взаимодействие между ними определяется не логикой жизненных ситуаций, а столкновением и развитием идей… В боренье жизни и смерти, любви и ненависти, воли и бессилия Смерть терпит поражение» (цитата из названного выше интервью).
Нгуен Динь Тхи – писатель, мыслящий современно, интересно, остро. Он заставляет своих читателей задуматься над коренными вопросами бытия, равно как и над перипетиями повседневности. Он хочет, чтобы каждый из его соотечественников, строя настоящее, укладывал бы камень за камнем в устои будущего, чтобы люди видели и понимали великие идеалы этого будущего. Потому что, как говорил он в одном из своих выступлений: «Социалистическая новь вовсе не упадет сама собой с неба и не наденется вдруг заграничной одежкой на нас, вьетнамцев». Социализм, утверждает Нгуен Динь Тхи своими книгами и делами, – это непримиримая борьба со всем старым, косным, отжившим свой век, неустанный труд и творчество.
Ему исполняется в нынешнем году пятьдесят шесть лет. Это многообещающий возраст для писателя, умеющего работать так самозабвенно, без устали. У него выходят КНИГИ, драма о Нгуен Чае репетируется сейчас в ханойском Драматическом театре, пьесу «Видения» намерен включить в свой репертуар вьетнамский Театр киноактера, она переведена на венгерский и готовится к постановке в Будапеште. Вероятно, будут переведены пьесы Тхи и у нас, в Москве, для составляемого издательством «Искусство» тома драматургии, который, как и эта книга, войдет в Библиотеку вьетнамской литературы.
Есть в его книге «На берегу реки Ло» рассказ «Обратный путь», последний в сборнике, посвященный уже наступившему миру. Герой его, Кхай, говорит своим спутникам, возвращающимся, как и он, с фронта: «Наверно, нынешней ночью по всей стране такая же непривычная тишина, как здесь. Мир, нигде не стреляют больше…» Да, тишина – вернейшая, первая примета мира. Увы, на земле Нгуен Динь Тхи она не всегда долговечна. Вспомним, как два года назад ее разорвали в клочья китайские пушки. И я знаю, где бы сейчас ни был Тхи – сидит ли он за письменным столом, глядит ли из темного зрительного зала на актеров, играющих его пьесу, или по нескончаемым своим дорогам снова едет куда-то, – он слушает привычным ухом эту Тишину, такую зыбкую и непрочную в наш беспокойный век, потому что был и останется до конца солдатом – солдатом революции.
1981 г.
Об Аркадии Натановиче Стругацком
Но как же мы подружились? И почему? На эти вопросы ни я, ни он не могли ответить. Хотя сам факт дружбы был налицо. И многие люди могли это наше взаимное чувство засвидетельствовать. Такая неясность становилась уже подозрительной. Мы выпили, закусили и заключили джентльменское соглашение: считать годом нашего знакомства 1959-й. Скорее всего, так оно и было. Я к этому времени уже второй год работал в Иностранной комиссии Союза писателей, начал печататься. А. Н. становился знаменит, работал в издательстве. Было много общих знакомых и мест, где мы могли «пересечься». Но бог с ней, точной датой.
Я сразу ощутил некую тягу к общению с А.Н. В какой-то мере (наверняка меньшей) нечто похожее чувствовал и он. Когда А.Н. уже слег, мы общались больше по телефону. Особенно если выдавался погожий день. Светило солнышко и рождалась надежда: может все еще обойдется, снова будем встречаться. Когда А.Н. уже не стало, у меня еще долго в «золотые» утра тянулась рука к телефону – набрать его номер. С горечью вспоминаются слова из интервью А.Н., напечатанного в «Даугаве»: «…Мне не от чего защищаться… От смерти не защитишься все равно…»
Если сделать ненаучное допущение, что Природа (Творец) экспериментирует, пытаясь создать «совершенного человека», моделирует, что ли, – А.Н. представляется мне как некий вариант искомого. Огромный, сильный, красивый, кладезь премудрости, талант, душевное благородство И все это соединялось в нем естественно, органично. Никакой не чувствовалось нарочитости, позы. Манеры его, казавшиеся иному «старомодными», были, вспомню пушкинские слова, «рыцарской совестливостью». Он был человеком чести, не способным на отступничество, сделку с совестью. Уважением его я особенно дорожил. Я был моложе А.Н., иной раз возникали соблазны: карьера, прельстительные блага. Для обретения их требовалось вступить в партию, чем-то поступиться – существенным. И всякий раз в подобной ситуации я вспоминал эпизод из «Трех мушкетеров» (мы с А.Н., оба, любили эту книгу и знали чуть ли не наизусть), когда кардинал Ришелье предложил д’Артаньяну чин лейтенанта в своей гвардии и командование ротой после кампании. И гасконец едва не согласился; но, поняв, что Атос после этого не подал бы ему руки, устоял… Не смею равнять себя с героем Дюма, но раз-другой опасение утратить дружбу А.Н. удерживало меня от неверного шага. Хотя сам А.Н. говаривал нередко: «Друг не судья, а адвокат». Умел прощать какие-то промахи и слабости. Но я понимал, речь шла не о всепрощении.
Он был, если можно так выразиться, талантливым другом. Всегда безошибочно угадывал постигшую близкого человека беду, находил способ помочь, ободрить. Помню, двадцать лет назад, после развода со всеми «отягчающими обстоятельствами», я, уверенный, что потерял навсегда сына, вот-вот лишусь дома и прочее, впал в мрачную меланхолию. Пытался писать – впустую, сидел почти без гроша, не мог ни с кем общаться. Вдруг позвонил А.Н. и спросил: «Что поделываете, вашество?» – «Ничего, все из рук валится. Хоть в петлю лезь.» – «Ну, – сказал он, – с этим можно и подождать. А знаете, какое нынче число?» – «Черт его знает…» – «Так вот, сегодня двадцать восьмое мая, день вашего тезоименитства. Извольте побриться и быть у меня через два часа.»
