Журавлев промолчал. Заправить новенький «Москвич Яуза», предмет неприкрытой зависти соседей по дому, он действительно забыл. Но на донышке бака бензин еще плескался. И в гараже была где-то запасная канистра. Да и вообще до протоки всего-то девять километров. Туда бензина точно хватит. И даже если не хватит, всегда можно пешком вернуться в Крутую Горку за подмогой…
Перед КПП, несмотря на ранний час, уже скопилась традиционная для летнего выходного дня очередь. Работники Марсограда изо всех сил рвались на природу в своих железных ВАЗах, ЗАЗах, УАЗах, ТАГАЗах, ИжАЗах, «Волгах» и «Москвичах», до предела забитых детьми, женами и пожилыми родителями. Таких, как Журавлев, одиноких любителей рыбалки, было не много. Но без очереди, к счастью, никто не лез, не предъявлял малолетних отпрысков, все досматривались терпеливо, без ворчания и недовольства, хотя общее стремление в такую жару побыстрей миновать кордон и вырваться на оперативный простор дач и пикников на высоком берегу реки Оби было вполне понятным.
Журавлев тоже старался не раздражаться. Хотя сдерживаться, глядя на стремительно разрастающееся стадо личных авто, ему с каждым годом становилось все трудней. Слишком хорошо стали жить, однако. И времена настали чрезмерно либеральные. Марсоград, как и все наукограды страны, снабжается теперь по первой категории, но это совсем не повод так старательно все приобретать и потреблять. Молодым ученым и инженерам следовало бы вести себя поскромнее. И не столь откровенно рваться вверх по карьерной лестнице.
Во времена молодости Журавлева кандидатская в 40 лет считалась нормой. А сейчас и 28-летние кандидаты наук никого не удивляют. И всем этим юным дарованиям всенепременно требуются финские холодильники, корейские микроволновые печи, китайские компьютеры и четырехколесные друзья. Вот Журавлев, например, купил первый автомобиль в 45 лет, вполне доволен воронежской микроволновкой, а компьютер у него дома – «Эльбрус-32С», надежная машина, собранная в Загорске.
– Предъявляем автомобиль к досмотру!
Взгляд милицейского сержанта направлен куда-то вдаль, где есть речка и лес. Ему, облаченному в униформу из плотной серой ткани, еще жарче, чем очередникам. Наверняка в это июльское утро он тоже хочет вырваться на природу…
– Здравия желаю, дядя Сева!
Журавлев кивнул, с удовольствием узнавая Андрея, бывшего одноклассника своей младшей дочери. Когда-то, имея статус «жениха», он бегал вместе с его Анькой по чужим огородам, мастерил марсоходы и ракеты с двигателями на спичечном порохе, а учительницу литературы пугал лягушками и ежами.
– Как там Анюта? Я что-то не вижу ее давно.
– Так уехала еще в прошлом году наша Аня. В Москву. С мужем своим, лодырем. Сказала: не хочу жить в вашей тюрьме.
– Понимаю, – вздохнул сержант Андрей, снял фуражку и тщательно вытер скомканным носовым платком потную шею. – На рыбалку? Багажник можете не открывать…
Журавлев проехал тридцать метров от зоны досмотра до шлагбаума не спеша, на первой передаче, перед знаком притормозил, как положено, привычно зацепился взглядом за решетчатую башню с антеннами подвижной радиотелефонной связи и только после этого обратил внимание на растяжку с призывом встречать самым что ни на есть ударным трудом вековой юбилей революции. То ли раньше не было этого полотнища, то ли он его не замечал – непонятно. Вроде и надпись не первой свежести. Вполне возможно, провисела месяц-другой где-то на задворках, а потом ее на передний край перебросили, дабы начальству стала заметней роль профкома и парткома в жизни трудового коллектива. Ну а что? Сто лет – это вам не хиханьки и хаханьки.
Нет, идею глобальных юбилейных торжеств, распланированных чуть ли не на весь ноябрь, Журавлев вполне поддерживал. Таким долголетием не грех похвастаться. Ну, разве что трехдневная историческая реконструкция в Ленинграде с выстрелом «Авроры» и штурмом Зимнего дворца его малость удивляли. И даже не сама имитация, а желание пригласить на нее в качестве зрителей весь мир. Опять ведь получится криво-косо. Точь-в-точь как с летней Олимпиадой-2004. И место проведения отбить удалось у самих Афин, и много красивых больших стадионов с колоннами и портиками в Ленинграде понастроили, вот только на советские игры приехали спортсмены из 95 стран, а на такие же игры в Пекине – из 204 стран.
Аналогично и с имитацией революции может выйти. Приедут по обязанности товарищи по социалистической системе, их разбавят для количества молодыми демократиями из Азии, Африки и Латинской Америки, сотни тысяч статистов дадут жару, от которого и чертям в аду тошно станет, Ленинград вздрогнет, братья-демократы похлопают в ладоши, выпьют русской водки, покушают от души астраханской черной икры и разъедутся по домам. А смысл-то в чем? Впрочем, искать сейчас смысл хоть в чем-то совершенно бессмысленно. Нет его нигде. Энтропия растет неумолимо.
Зато температура перехода проводников в сверхпроводящее состояние упорно застыла на отметке в 180 градусов по шкале Кельвина и дальше ни в какую. И ничего не помогает, хоть головой об стену бейся. Остается, правда, небольшая надежда на давно задуманную серию экспериментов с дорогостоящими керамическими материалами на основе оксидов лантана и бария, но если и она провалится, то финансирование на лабораторию Журавлева срежут окончательно. И придется расстаться с мечтой о сверхэффективных марсианских энергосистемах, в которых толстенные пучки силовых кабельных линий заменят тончайшие нити сверхпроводников, охлаждаемые до температуры перехода не дорогостоящими криогенными жидкостями, а бесплатной атмосферой Марса.
Понятно, что человечество в целом переживет и эту неудачу, ему не впервой, как говорится, на сверхпроводимость физики наткнулись еще в 1911
