поэтом на тему всего косного, устаревшего и ненастоящего» (www.yaki-art.ru/pobediteli/petrova-benua.doc).
311
А. Крученых. Сдвигология русского стиха (1923), 500 новых острот и каламбуров Пушкина (1924); Тынянов. Проблема стихотворного языка (разделы 5 и 6). Продуктивная критика тыняновской концепции предложена в:
312
Перевод: «Я все слышу, говорят о Русской литературе, и мне очень хотелось узнать, кто теперь из русских поэтов пользуется наиболее непререкаемой известностью?» – «Это, конечно, граф Хвостов». ‹…› – «Ах, граф Хвостов! Буду знать, очень вам благодарен!» (Русский архив. Т. 35. 1897. № 2. С. 283). Этот диалог, кажется, представляет собой пародию на знаменитый анекдот о Людовике XIV и Буало. «Кто, по-твоему, лучший поэт моего царствования?» – спросил первый. «Мольер, Ваше Величество», – не задумываясь отвечал Депрео. «Никогда бы не подумал. Ну, тебе виднее…»
313
8 мая 1825 года А.И. Тургенев сообщал Вяземскому, что Дельвиг собирается послать ему с братом поэта Л.С. Пушкиным вторую часть Онегина «и оду на графа Х-ва, и Байрона с примечаниями». По мнению В.Э. Вацуро, Вяземский получил «хвостовскую» оду только в августе 1825 года: в июле он находился на водах в Ревеле [Арзамас 1994: II, 503–504].
314
Хвостов отдавал справедливость «высоким дарованиям и достаточным сведениям в науках о Словесности» Петрова [VII, 253] и напечатал в 1-й части журнала Общества любителей просвещения и благотворения биографию этого лирика, полученную от его сына Ясона.
315
Сравните также стих из первой строфы оды Хвостову, восходящий, по всей видимости, к Петрову: «
316
К пушкинской «хвостовиане» этого времени относится также известное нам шуточное стихотворение «На трагедию гр. Хвостова, изданную с портретом Колосовой», датируемое исследователями 1821–1824 годами.
317
В качестве «фактических» доказательств, подтверждающих эту интерпретацию, Тынянов привел ироническую отсылку к стихотворению «Вильгельма Карловича Кюхельбекера» в первом примечании к пушкинской оде (о слове «резво-скачет» из стихотворения «Грибоедову» 1821 года, опубликованного в первой книжке «Московского телеграфа») и скрытую цитату из стихотворения Рылеева на смерть Байрона (рифма «промокла – Фемистокла») [Тынянов 1922: 85].
318
Лев Пумпянский писал, что литературно жанр ломоносовской оды, воскрешенный поэтами в эпоху наполеоновских войн, был «добит» в русской поэзии только в 1825 году: «…только с этого времени те, кто ею пишет, стоит бесповоротно вне литературы». И тут же добавил: «…про гр. Хвостова это нельзя сказать, он принадлежит русской литературе» [Пумпянский: 80–81].
319
В середине 1820-х годов Хвостов начинает восприниматься современниками не просто как русский Бавий (или Мевий), постоянный Лжедмитрий русской поэзии, но как абсолютная противоположность Пушкина, анти-Пушкин (так, например, в мае 1823 года А.И. Тургенев посылает Вяземскому «две крайности: Пушкина и Хвостова» [ОА: II, 325]).
320
В.М. Жирмунский выделял три возможных направления в изучении байроновского влияния на поэта: «1. Влияние личности и поэзии Байрона на личность Пушкина. 2. Влияние идейного содержания. 3. Художественное воздействие поэзии Байрона на поэзию Пушкина». Заслуживающим научного внимания Жирмунский считал лишь последнее. По мнению исследователя, в Михайловском Пушкин преодолел свой ранний байронизм (явленный прежде всего в «южных» поэмах) и перешел к «шекспиризму» («Борис Годунов»). Жирмунский осознавал излишнюю прямолинейность этой схемы и отмечал, что «сам Байрон… указал Пушкину путь, выводящий за узкие пределы композиционного замысла лирической поэмы» (жанр комической поэмы, «Беппо» и «Дон Жуан») [Жирмунский 1978: 21, 217]. Ошибка Жирмунского – разделение байронизма на литературный и бытовой. Как показали в своих работах Лотман [1980], Левкович, Вольперт, Евдокимова, Гольдштейн, Долинин, Немировский, для Пушкина суть байронизма заключалась в единстве поэзии и жизненного поведения английского поэта.
321
Это новое творение, по Пушкину, свидетельствует о «возрождении» Хвостова: «А то он было сделался посредственным, как В<асилий>