Крушение пирса (сборник)

перспектива, что мать вернется домой в таком состоянии, когда за ней будет нужен постоянный уход, а Робин преспокойно скажет: «Ну вот, дорогая, ты сама все это затеяла, так что сама и расхлебывай». Не меньше пугала Кэрол и возможность того, что мать, вернувшись домой в здравом уме и твердой памяти, прикажет ей немедленно убираться прочь. Потом ей стало страшно, что Робин с мужем вообще не смогли поехать за матерью. Полдень постепенно сменится вечером, а вечер – ночью… И вдруг времени, чтобы бояться и размышлять, больше не осталось – Кэрол увидела, что ее мать стоит в дверях и говорит:

– Это не мой дом.

– Ну что ты, посмотри… – И Кэрол показала ей старого жирафа из папье-маше.

– Нет, это совершенно определенно не мой дом, а чей-то еще. – Мать говорила как-то слишком спокойно для человека, оказавшегося в столь неприятной ситуации.

Робин вошла в дом следом за матерью, обогнула ее и воскликнула:

– Ох, Кэрол, что ты наделала!

– Всего лишь вымыла все, вычистила и прибрала.

– Но это же ее дом, черт тебя побери!

– Вы не можете заставить меня здесь остаться, – сказала мать, обращаясь к обеим и явно намереваясь уйти.

– Мам… – Кэрол преградила ей путь. – Посмотри на занавески. Ты же помнишь эти занавески, правда? Посмотри на наш буфет. Посмотри на нашу картину.

– Пропусти меня. – И мать, оттолкнув ее, бросилась бежать.

– Ну что, – спросила Робин, – довольна?

У Кэрол не нашлось слов, чтобы ей ответить. Теперь она окончательно утратила уверенность в правильности своих действий. Да, наверное, эта идея была ошибочной, она ошиблась, ошиблась… Ее вдруг словно поразил приступ морской болезни.

– Надеюсь, тебе все это еще привидится в кошмарных снах, – бросила напоследок Робин и тут же ушла.

Кэрол съездила в магазин, где спиртное продавалось навынос, и вернулась с бутылкой водки и полулитровой бутылкой тоника. Она смешала все это в высоком стакане и уселась перед телевизором, переключаясь с канала на канал в надежде отыскать передачи времен ее детства. И нашла – «Уолтонов» и «Пороховой дым». Часа два она пялилась в телевизор, потом все же позвонила сестре.

– У меня нет особого желания с тобой разговаривать, – сразу заявила Робин.

– Мне очень жаль, что так вышло.

– Ничего тебе не жаль, Кэрол! Ты вообще вряд ли понимаешь смысл этого слова.

Кэрол вдруг показалось, что на самом деле так оно и есть.

– Где мама? – спросила она.

– Снова в больнице. У них, слава богу, все еще было свободное место.

– И что с ней теперь будет?

– Ты хочешь спросить, что теперь мне с ней делать? После того как ты разнесла всю ее жизнь вдребезги?

Неужели и впрямь можно вдребезги разнести чью-то жизнь, если просто вымыть человека как следует и вывезти из его дома всю грязь? А что, если жизнь этого человека попросту скреплена этой грязью и беспорядком и они ему самому кажутся вполне разумными?

– Ты что, выпила? – помолчав, с подозрением спросила Робин.

Кэрол не сумела найти должный ответ. Наверное, она и впрямь была пьяна. Робин положила трубку.

Она вернулась к телевизору и сериалам «Друзья» и «Коломбо». За окном было уже совсем темно, а выпитый алкоголь почему-то не оказал анестезирующего эффекта, на который она так надеялась. Она посмотрела еще какой-то документальный фильм о джунглях Мадагаскара, то засыпая, то просыпаясь, и между двумя этими состояниями вдруг осознала, как все-таки сильно она любила Айшу, как сильно и сейчас ее любит и как пугает ее именно сила этого чувства. Затем она снова заснула, а когда проснулась, все это было для нее уже далеко не так очевидно.

Утром Кэрол разбудил кислый солнечный свет, с трудом просачивавшийся между не до конца задернутыми занавесками, и мучительная, все усиливавшаяся головная боль. Она пошарила в кухонных шкафчиках, отыскала древнюю упаковку болеутоляющего и приняла сразу две таблетки, запив их тоником. Потом вспомнила, как благотворно подействовало на нее вчера глобальное наведение порядка в доме, и принялась за работу. Собрала целую охапку дощечек от сломанной кровати, вынесла их и сложила в центре лужайки. Затем куском бордюрного камня сбила с двери сарая ржавый висячий замок и вошла. Там все было в точности так, как при отце: целое «концертино» из глиняных горшков, ряды всевозможных банок с гвоздями и болтами, клубки бечевок, конверты с семенами (особый сорт ранних вьющихся томатов, морковь сорта «Lisse de Meaux»…), вилы, заступ… В маленькой желтой канистрочке на верхней полке отец всегда держал бензин для зажигалки. Кэрол сняла канистру и слегка полила бензином пирамидку из сваленных на лужайке деревяшек. Потом подожгла, а когда костер разгорелся, вытащила из дома матрас и бросила его в огонь. Она заметила, что сквозь щель в заборе на нее с