сбитым с толку? Ведь мой отец был настоящим героем, не вымышленным героем на страницах детской книги, а обычным человеком, который умел оставаться честным, когда большинство других людей стали бы лгать, и отважным, тогда как отвага покинула бы других. Меня больше не волновало, что он жил пьяницей и извращенцем, – это не имело значения. Потому что мой отец любил меня и не врал мне – вот все, что имело значение, и когда-нибудь…
Когда-нибудь я заглажу свою вину перед ним, а моя вина в том, что я так долго поворачивался к нему спиной.
Глава 4
Поначалу я даже не представлял, как смогу загладить свою вину перед отцом, потому что, пока моя мать находилась в таком опасном положении, бесполезно было мелодраматически болтать о мести за его убийство. Позднее же, рассмотрев все возможности, я решил, что лучший способ загладить вину – это изгнать Драммонда из Кашельмары. Беда состояла только в том, что я не представлял, как мне это сделать, не став пожизненным врагом матери. Да, имение теперь, вне всяких сомнений, принадлежало мне, но я все еще оставался несовершеннолетним, и вся власть была у моих попечителей. Теоретически Драммонда можно было уволить приказом моих дядей, но на практике… Моя мать стала бы возражать, и борьба началась бы снова. Лучше уж вообще ничего не делать, чем ввязываться в очередную войну, мысль о которой вызывала у меня отвращение. Однако я решил, что когда мне исполнится двадцать один год и я буду сам себе хозяин, то сумею тактично предложить матери жить с Драммондом где- нибудь в другом месте.
Поскольку надежда на то, что она может устать от него к тому времени, была крайне слабой, я, вероятно, буду вынужден купить им небольшой загородный дом где-нибудь, где они могли бы жить потихоньку, не смущая сестренок. Элеонора будет уже почти взрослой, и мне бы не хотелось, чтобы моя мать погубила ее шансы найти достойного мужа. Я дам матери скромное содержание, найму юристов, чтобы улаживали ее финансовое положение, и откажу Драммонду от Кашельмары. Для этого, конечно, потребуется мужество, но в двадцать один год я вряд ли буду кого-нибудь бояться, даже убийцу. А пока нужно набраться терпения и ждать. Пока я ничего не могу сделать, только спрятать голову в песок, как всем известный страус, и выкинуть все мысли об убийстве из головы.
Состоялись похороны. У Джона случился приступ астмы, и его оставили дома в кровати, а девочки не пошли в часовню, потому что Элеонора, по словам Нэнни, была как натянутая струна, а Джейн слишком мала для похорон. Я присутствовал. Мать плакала на протяжении всей службы, дядя Томас и дядя Дэвид стояли с пепельно-белыми лицами, кузина Эдит пришла, но не сказала ни слова моей матери, а на следующий день вернулась в Шотландию. Ее сестра Клара, которая писала нам раз в год, впоследствии сообщила, что Эдит обосновалась в Эдинбурге и занялась пропагандой высшего образования среди женщин.
На протяжении службы Драммонд терпеливо ждал перед дверями часовни, чтобы отвести маму в дом, а она перестала плакать, как только увидела его.
– Бедняжка Сара, – заметил дядя Дэвид дяде Томасу. – Тяжело вспоминать все те годы, когда они счастливо жили с Патриком… Наверное, еще осталось какое-то чувство, несмотря ни на что… Ведь если женщина родила мужчине четырех детей, то должно быть что-то такое, что остается.
Но дядя Томас был слишком занят мыслями о кузине Эдит и ничего не ответил.
– Слава богу, что Эдит не осталась, – признался он мне потом наедине, после небольшого холодного завтрака. – Ты знаешь, она мне заявила, что Патрика на самом деле убили и виновата в этом Сара! Бог ты мой, эта женщина в чем угодно готова обвинить твою мать! Отвратительно!
Наверное, на моем лице проявился страх, потому что он поспешил добавить:
– Я ей, конечно, сказал, чтобы она была поосторожнее со словами. Подобные высказывания являются подсудной и мерзкой ложью. Нед, ты можешь не беспокоиться. Думаю, она здесь больше не появится.
Я смог выдавить:
– Она не хотела потребовать провести вскрытие? Знаю, врачи ничего бы не нашли, но скандал плохо отразился бы на матери.
– Во вскрытии не было ни малейшей необходимости. – Дядя Томас, как врач, знал о таких делах. – Никаких подозрительных обстоятельств. Доктор Кагилл считал, что для формальности вскрытие можно провести, но Маделин объяснила, это не имеет смысла, и я с ней согласился. Единственным последствием вскрытия стали бы новые скандальные слухи, а они совсем не нужны твоей матери, эта семья и так настрадалась от скандалов за последние годы.
– А доктор Кагилл – у него, наверное, были какие-то сомнения по поводу диагноза?
– Господи боже, нет, конечно. Он в то время был в Конге и твоего отца не видел, но Маделин сказала, что тут нет никаких сомнений, а у нее богатый опыт в этой области – в ее больницу поступает много пациентов с циррозом печени. Я абсолютно ей доверяю, и если сомнений нет у нее, то нет и у меня.
Я помолчал немного, потом выдавил:
– Понятно.
Дядя Томас добавил вдруг, понизив голос:
– Нед, если бы я хоть одну секунду думал, что в этом виновен Драммонд, я бы вызвал сюда соответствующие власти для проведения вскрытия и
