и веселые. На стенах картины красивых женщин, и повсюду религиозные статуи – не холодные каменные, как в часовне, а гипсовые и раскрашенные в разные цвета. Там такие броские обои, и мягкие диваны, и дребезжащее старое пианино, где ля-диез всегда фальшивило, когда Керри играла «Розу Трали». Мистер Галахер хотел купить новое пианино, но миссис Галахер возражала, потому что это пианино было у нее всю ее замужнюю жизнь и она говорила, что это ее талисман.
– Миссис Галахер похожа на маму? – с удовольствием задала ритуальный вопрос Элеонора.
– Нет, ничуть. Она и вполовину не так красива. Но она никогда ни по какому поводу не волновалась, и, если дочери делали что-нибудь ужасное, она просто говорила: «Сердце вашего бедного папочки будет наверняка разбито, когда он узнает», и девочки начинали плакать при этой мысли, и мать их прощала. Мистер Галахер, он такой сильный, большой и лихой, курит огромные сигары, а каждый вечер, возвращаясь домой, целует миссис Галахер. Он держит шесть лошадей и два экипажа, и, когда вся семья отправлялась в воскресенье на мессу, смотреть на них было одно удовольствие. Девочки носят хорошенькие платья, и в доме всегда весело. Думаю, и церковь у них такая же. Католические церкви не похожи на часовню. Там всюду картинки, ярко раскрашенные статуи и много всяких золотых одежд. И еще там везде свечи, как на пироге ко дню рождения, в церкви приятно пахнет, и все поют на латыни, это замечательно таинственный язык для пения, гораздо лучше английского.
– То, что ты рассказываешь, куда интереснее, чем заутрени в часовне, – задумчиво пробормотала Элеонора. – Ты нам никогда прежде об этом не рассказывал.
Но я уже думал о похоронах отца, о темных, мрачных словах службы, одуряющей скуке. Гнетущая, удушающая скорбь, приглушенная хорошим вкусом и благолепием.
– А у Галахеров есть сад? – задал ритуальный вопрос Джон.
– А коты? – спросила Джейн.
– У них есть все, – ответил я.
– Больше, чем у нас?
Я кивнул и пошел прочь, к дальнему концу косы, где река Фуи втекала в озеро, и остановился там посмотреть, как ветер шелестит травой над песчаным берегом. Спустя какое-то время ко мне подошла Джейн и встала рядом:
– А если я когда-нибудь поеду в Америку, то смогу взять Озимандию?
Я ответил, что бедняге Озимандии вряд ли понравится путешествие через Атлантику, и мы медленно, взявшись за руки, пошли назад к лимонаду и сэндвичам с джемом.
Домой мы вернулись в шестом часу, и, когда поднимались по последнему витку подъездной дорожки, к нам навстречу вышел Драммонд.
– Нед, у меня для тебя хорошая новость! – воскликнул он и помахал письмом.
Мы подошли поближе. Я увидел американскую марку и крупный незнакомый почерк, и вдруг настроение у меня начало улучшаться.
– Письмо от Финеса Галахера! – радостно заявил Драммонд. – Догадайся, кто едет к нам в гости.
К нам ехала Керри. Больше ничто не имело значения. Я все думал, как мы будем забавляться, как замечательно иметь кого-то, с кем можно посмеяться и пошутить, кого-то яркого, веселого и счастливого.
– Я в долгу перед Финесом, – объяснил мне Драммонд. – Он, как ты знаешь, помог мне получить оправдание, и я обещал ему… или, по крайней мере, Сара обещала ему… что Керри сможет приехать и побыть с нами какое-то время, научиться быть леди.
Их приезд ожидался весной.
– Все они? – с надеждой спросил я.
– Нет, только Керри и Финес. Всю семью он собирается привезти позднее.
Элеонора и Джейн были разочарованы – они не увидят Конни и Донах.
– Мне бы так хотелось, чтобы тут жила девочка моего возраста, мы могли бы играть, – объяснила Элеонора, и Джейн тут же обиделась и сообщила, что теперь уж никогда больше не будет играть с Элеонорой.
– Бедняжка Джейн такая обидчивая, – заметила мама, когда Джейн наконец удалось успокоить.
– Она не будет такой, если ты перестанешь внушать ей, что она пуп земли, – сказал я. – Тогда Джейн не будет так расстраиваться, если кто-то выскажет мнение, отличное от ее.
– Нед, послушай-ка, – ответила мама, обижаясь точно так же, как Джейн. – Не думаю, что тебе позволительно делать мне замечания.
Я извинился. В те дни я почти не противоречил матери, но теперь это не имело значения, потому что к нам ехала Керри.
Я рассказал про нее моим друзьям.
– Весной ко мне приезжает друг из Америки, – как бы невзначай сообщил я, когда мы сидели вокруг костра на прохладном осеннем воздухе. – Она ирландка. Ее зовут Керри Галахер.
– Девчонка?
Мое сообщение не вызвало у них энтузиазма.
