верить, что Господь вас защитит. Всю свою взрослую жизнь я проповедовала Слово Господне и жила той жизнью, для которой Он меня предназначил. Но когда передо мной встала страшная дилемма, оказалось, что моя вера недостаточно крепка.
Я дал ей поплакать несколько секунд, потом уточнил:
– Значит, вы знали про дядю Дэвида?
– Я не готова была обсуждать это с тобой. Чувствовала, что в состоянии говорить об этом только с Томасом, и нервы мои были так напряжены, что я не могла ничего предпринять, прежде чем не посоветуюсь с кем-нибудь. Я была так расстроена… потрясена… не в себе.
– Дядя Томас поймет, когда приедет…
– Он уже здесь. Приехал час назад. Знаю, он хочет как можно скорее побеседовать с тобой. Я ему скажу, что ты проснулся.
– Хорошо.
Я сел на кровати, обнял ее, поцеловал.
– Дорогой Нед, – пробормотала она, прижимая меня к себе, – какое жуткое бремя ложится на твои плечи!
– Тетя Маделин, теперь все позади. Все кончено.
Но я знал, что не кончено. Не совсем.
– Окружной инспектор хотел поговорить с тобой, когда ты придешь в себя, – сообщил дядя Томас, когда мы обнялись, – но тебе не о чем беспокоиться. Мы с Маделин уже подробно обсудили ситуацию и решили, что нужно говорить. Мы считаем, что лучше всего вину за случившееся возложить на Драммонда.
Он помолчал, посмотрев на меня, но я ничего не ответил.
– Нужно только сказать, что в Кашельмаре имелся запас мышьяка. Остальное доделает репутация Драммонда. Они сочтут, что он убил твоего отца, чтобы сохранить свое теплое местечко в Кашельмаре, а Дэвида убил потому, что тот выяснил, что случилось.
– Моя мать сказала что-нибудь про дядю Дэвида?
– Твоя мать молчит. Она в состоянии прострации.
– Хочу, чтобы у полиции не возникало никаких сомнений: мать ни в чем не виновна.
– Это будет нетрудно – Драммонд возразить не сможет. Как ты и предвидел. – Последовала пауза, наконец он добавил: – Попробуй все рассказать. Тебе станет лучше.
Я отрицательно покачал головой:
– Нет, не могу.
– Если ты не выговоришься сейчас, этот груз останется с тобой на долгие годы. Ради твоего душевного спокойствия я бы тебе это очень советовал…
– Не могу, – повторил я. – Когда-нибудь я вам расскажу, и все встанет на свои места, но сейчас я не могу. Я даже думать об этом не могу.
– Понимаю. И все же… ладно, бог с ним. Было бы неверно принуждать тебя. Кстати, никаких трудностей с окружным инспектором по поводу того, что случилось вчера вечером, не возникло. Твои друзья сказали, что ты решил арестовать Драммонда ввиду его возможного бегства до прихода за ним полиции, а его бешеная реакция застала вас врасплох. Они не выдвигают никаких обвинений Пэдди Джойсу. Ясно, что он убил Драммонда, защищая себя и брата.
Томас замолчал. Наступила долгая пауза. За окном светило солнце, и я горел желанием бежать из дома.
– Нед…
– Да?
– Если ты не готов говорить об аресте, мы поймем, но, боюсь, нам необходимо решить, что будет дальше с твоей матерью.
– Тут нечего обсуждать. Я знаю, что буду делать.
– Нед, нельзя оставить все как есть, продолжать жить так, будто ничего не случилось. Ее нужно поместить в какое-нибудь безопасное место… под медицинское наблюдение…
– Обсудим попозже, но только не сейчас. Мне очень жаль.
– И мне тоже жаль. Бедняга Нед, – пробормотал он, а потом, чтобы приободрить меня, взял за руку, и мы посидели несколько минут молча, думая о моей матери.
Я должен был поговорить с матерью. Мне отчаянно хотелось бежать куда-нибудь подальше, но я не мог.
Хочу написать о том, что случилось, когда я увидел ее, но это очень трудно. Много лет прошло с того дня. Я живу в другом мире, даже в другом веке, но до сих пор мне трудно думать о той минуте, когда я вошел в комнату матери и впервые после смерти Драммонда услышал ее голос:
– Убирайся с моих глаз. Ты убил его, считай, что сам вонзил ему нож в спину. И не смей мне лгать, будто ты не спланировал все это. Я больше не хочу тебя видеть.
Да, она бросила мне все эти слова, и я до сих пор вижу ее лицо, каким оно было тогда.
