Ему не нравится мое внимание к Кларе, а когда он назвал меня дешевым прохиндеем, который охотится за богатыми наследницами, разве я в ответ не должен был ему сказать, что думаю о жокеях, которые предпочитают скакать на лошадях, а не на женщинах? Мне ведь нужно было что-то сказать в свою защиту, правда, а потом, я искренне восхищаюсь Кларой. Она словно с картинки и с таким милым характером, что, думаю, я бы женился на ней, даже если бы за ней не давали ни пенса, но, конечно, когда я оскорбил Смита, Аннабель взбесилась и сказала, чтобы я больше никогда не подходил к порогу их двери.
– Боже мой! – горестно простонал я. Я ведь хорошо относился и к Аннабель, и к Дерри, и мне было мучительно узнать, что они в таком раздрае. – Да, но при чем тут Джордж?
– Понимаешь, после ссоры со Смитом из своего Леттертурка прискакал кузен Джордж, который сообщил мне, что, по словам Аннабель, я слишком много о себе возомнил, или еще какую-то такую дребедень. Он стоял на ковре футах в двух от того места, где ты теперь сидишь, и выдыхал огонь, как какой- нибудь злобный перекормленный дракон, но уже не по поводу Клары, представь себе, а по поводу Макгоуана. Да-да, этого шотландского ублюдка Макгоуана! Сказал, что он – Джордж – много месяцев сдерживался, но жалоба Аннабель стала соломинкой, которая переломила хребет верблюду. А когда я спросил, что же такого я сделал, он мне и смог только ответить, что я огорчил Макгоуана.
– Но…
– И вот я ему и сказал: «Конечно я расстроил Макгоуана, этого бесчестного, нечистого на руку мошенника! Благодаря полномочиям, которые дает мне доверенность, я смог вырвать финансовые рычаги из его рук и поставить его на место!» В конечном счете Макгоуан всего лишь управляющий, а не злобный деспот. Тут кузен Джордж побагровел и сказал, что его дядюшка всегда был высокого мнения о нем, а когда я указал – заметь: уважительно указал, – что покойного лорда Салиса уже нет в этом мире, кузен Джордж впал в еще большую ярость и пробормотал какие-то угрозы: он, мол, поговорит с тобой, когда ты вернешься домой. Джордж такой маленький зануда, к тому же невыносимо груб!
– Боже мой, – с несчастным видом снова проговорил я.
– Не расстраивайся, – успокаивающим голосом ответил Дерри. – Если Клара для меня недоступна, у меня, конечно, нет никакого желания оставаться здесь, в Кашельмаре. Кузен Джордж и Макгоуан могут вместе катиться к чертовой матери и прихватить с собой Максвелла Драммонда.
– Только не говори мне, что Драммонд опять тебе досаждал! – в отчаянии воскликнул я.
– Да он бы и королеву стал допекать, будь у него возможность. Это ерунда; буря в стакане воды разыгралась, когда я решил повысить арендную плату за землю, которую прежде арендовал мой отец. Двадцать фунтов – такая нелепо смешная сумма, а поскольку я уверен, что бoльшая ее часть отправлялась прямо в карман Макгоуана… я ведь, как ты понимаешь, только действовал в твоих интересах, Патрик! Но Драммонд, конечно, не заплатил ни пенни новой арендной платы и говорит, что не будет платить, пока не встретится с тобой лично.
– Теперь у меня наконец появился шанс выселить его.
– Возможно, ты отберешь у него землю, на которой работал мой отец, но выселить его не получится: он не арендатор по соглашению с землевладельцем, а лизгольдер. У него лизинг на пятьдесят лет на его хижину и окружающие ее акры, так что ты не можешь его выселить, как любого другого арендатора, когда тебе заблагорассудится. Если он перестанет платить аренду, тогда у тебя появляется шанс, но земельная рента такая низкая, что он всегда найдет на нее деньги.
– Но в Ирландии все арендаторы по соглашению, как, черт побери, Драммонду удалось получить права лизгольдера?
– Потому что у твоего отца – упокой Господи его душу – были всякие эксцентричные идеи об улучшении доли ирландцев. После голода он дал отцу Драммонда право лизгольдера как стимул для работы. А Драммонд это право получил по наследству. Он будет твоим соседом до Судного дня, Патрик, или до тысяча девятисотого года. Уж не знаю, что наступит первым.
Я выслушал столько мрачных новостей, что налил себе еще виски.
– Как бы мне хотелось оказаться в Вудхаммере! – горячо пробормотал я.
– Когда мы можем уехать?
– Нужно дать Саре день-другой, чтобы пришла в себя после путешествия. Я думаю, в конце недели.
Раздался стук в дверь, и в библиотеку вошел Хейс с письмом. Серебряный поднос, на котором оно лежало, имел занятный желтоватый оттенок. Мягкий шафрановый, подумал я, и вспомнил надписи на моих акварельных красках.
– Только что доставили из Леттертурка, милорд.
– О мой бог! – изумился я. – От кузена Джорджа. Он времени не теряет, да?
– Сожги его не читая, – посоветовал Дерри, когда Хейс вышел.
Но меня одолело нездоровое любопытство – что же там написал Джордж.
«Мой дорогой Патрик, – начал он родительским тоном. – Прежде всего позволь поздравить тебя с возвращением из Америки. Мои наилучшие пожелания тебе и твоей молодой жене. С нетерпением жду возможности познакомиться с нею. – Закончив на этом формальности, он начал с красной строки и перешел на более витиеватый стиль. – К большому моему сожалению, моя честь и долг обязывают меня… – Честь и долг вечно к чему-то обязывали кузена Джорджа. Не раз мне хотелось, чтобы они его удушили, – сообщить тебе, что в Кашельмаре вот уже несколько месяцев происходят прискорбные события,
