Короче, другие времена, другие нравы. Жить можно.
Но все равно без костра — никуда. Так что Дубравин с Озеровым углубились в лес. За дровишками. Пила теперь не то что в старые времена. Механическая. Только успевай валить сухостой.
Они и свалили. А вот, как ни крути, тащить пришлось все-таки на себе.
Взяли они бревнышко. На плечики. И понесли. Тяжеловато. Бросили наземь. Присели.
И Дубравин, отдыхая, молвил с неприкрытой нежностью Володьке Озерову:
— Ты, если тяжело, бросай! Отдыхай! А то я боюсь, как бы ты, брат, не сдох! После инфаркта-то!
На что Озеров ему тоже с любовью ответил:
— Да я тащу и думаю то же самое о тебе. Как бы с тобой чего не приключилось! Как бы не окочурился на ходу! Чай, не молоденький!
В лагере жизнь кипит. Бурлит вода в котелке. Самонадувающиеся матрасы сопят.
Женщины что-то режут, жарят и варят.
Амантай мастерски открывает пару бутылочек винишка…
Но перед тем, как садиться за стол, решили мужики искупаться. Сошли к пляжику. И сняв плавки, голышом кинулись в теп лую воду. Великая река обнимает, омывает их усталые, разгоряченные тела.
Все плещутся, ныряют в темную глубину.
А от костра над рекою звучит озорная песня: «Комарики, комарики, пейте, пейте мою кровь! Ах, зачем, зачем она нужна, раз кончилась любовь!»
Дубравин выплыл на середину. Лег на спину. И чуть шевеля руками и ногами, отдался мощному течению.
Над водой то там, то здесь проносятся какие-то тени. Ласточки и стрижи охотятся за насекомыми. Стрекозы норовят сесть на пловца.
Наконец крики на берегу привлекают его внимание. Он переворачивается на живот и саженками, саженками выгребает к берегу, на чистое место.
Вода остывает медленно. А вот влажный песок уже холодит ноги.
У костра идет спор. Кому что можно есть. Выясняется, что Амантай уже давным-давно не ест свинины. Как правоверный мусульманин он отказывается от шашлыка. А Казаков заявляет, что у него пост. И ему тоже нельзя мясо.
Шурка думает: «Значит, все-таки разность дает о себе знать. Кое-что в нас за эти годы изменилось».
Тишина вокруг. Темнеет. Туман, как какое-то живое существо, начинает подниматься над руслом реки. Выползает на берег. И поднявшись по пояс, медленно ползет к их лагерю.
Разговор разный. О новом мире. О новой жизни. Казаков ругает Интернет, с которым недавно ознакомился. Ознакомился и возненавидел:
— Да это сущая мусорная куча! Все эти анонимы, которые обливают друг друга грязью. Сайты мерзкие. Надо его запретить! Чтобы народ не смущал. Особенно молодежь.
С ним спорит Мария Бархатова:
— Каждый видит то, что ищет, — язвит она. — Интернет предоставляет такие возможности для связи, для познания мира. Нажал кнопку — и любая информация на экране. Конечно, много упрощенного. Но это великая вещь! Просто надо многое здесь упорядочить.
Дубравин тут же встревает. Тем более что он видит онлайн-мир по-своему:
— Это же новый мир! Новое открытие мира. Человек пытается сотворить параллельную реальность. Он начинает процесс сотворчества с Богом. А с чего начинался мир? С хаоса. И этот тоже начинается с хаоса. Мы даже не понимаем, что стоим на пороге новой реальности, которая изменяет мир людей. Через поколение человечество станет абсолютно другим. Джинн уже выпущен из бутылки. И назад пути нет. Будут другие законы. Появятся другие люди. А может, это будут и не люди. А другая жизнь, основанная на других принципах…
— Ой-бай! И куда мы идем? — вздыхает Амантай…
V
Утро росистое. Дубравин выползает наружу. Оглядывается вокруг.
Серым пятном догорает костер. Разноцветный палаточный городок вписался в пейзаж. Тент, натянутый между деревьями, прикрывает от солнца. У берега уткнулся носом в песок белый катер.
Хорошо. Отдыхает душа вдали от шума и суеты.
Прошел к берегу. Где-то вдалеке на воде кинулся, всплеснул сазан. Потом еще один. И как сорвалось. Целый концерт. То там, то здесь бьется над
