Столешников даже остановился:
– Вот ты, Зуев, дурак, а? Извиняться, объяснять причины, каяться и просить прощения. С помощью свободно конвертируемых денежных знаков. У тебя бабло-то есть с собой?
Зуев пожал плечами.
– Эх ты, ладно, догоняй, решим как-нибудь.
Глава четырнадцатая:
Надежда – наш…
Под крылом самолета клубились облака, прячущие земной шар. Домой лететь, ехать или идти всегда хорошо. И путь короче… пусть и только кажется, что так. Говорят: дом там, где тебя любят и ждут. А Столешникова всю жизнь любил и ждал только отец.
Перед посадкой тренер проглядел на планшете последние цифры матчей. Все ему нравилось, все устраивало. Сработал их с Бергером метод, разогнался «Метеор», идя по турнирной доске вверх красиво и плавно. Вылететь грозит? Нет. Кубок ближе? Да. Что тогда напрягаемся, Юрий Валерьевич?
Да все просто.
В премьерке, где-то спотыкаясь, где-то наоборот, неудержимо шел на Кубок его… его бывший «Спартак». И подсказывало что-то, угнездившееся в голове совсем недавно: схлестнутся они.
Добрался к отцу быстро. В собственную квартиру решил не заходить. Чего он там не видел? Платит постоянно, все блестит и все прекрасно. Вверх по лестнице взбежал, как в детстве, через ступеньку. С порога почувствовал запах ремонта – шпаклевка, грунт и еще что-то.
Отец открывать не спешил, видимо, занят чем-то. А Столешников мнется в нетерпении, как же давно он здесь не был! Пока отец неторопливо звенел замком, Юра позабыл про приветствия. Сразу с порога заявил:
– Нас трансферов лишили, знаешь? Усилиться не получилось, скамейка совсем короткая…
Столешников прислонился к дверному косяку и огляделся. Обои нарезаны, разложены аккуратными рулонами, стена обработана. Отец взял со стола коробку обойного клея и, рассматривая сквозь очки инструкцию, спросил:
– Что делать думаешь?
Вот как у него это получается? Ты ему про проблемы, а он… а он спокойный, и ты сам вдруг становишься таким же. Наконец-то, глянул поверх очков.
– Не знаю… Может, молодого одного выставлю завтра. Вроде, есть в нем что-то… Но на поле… Не знаю, в общем. Может, приедешь, посмотришь?
Сколько звал-то уже к себе? Не хочет, домоседом стал. А море? Да и ладно, Юр, что мне-то море в мои годы? Пап, врачи у нас хорошие, оказывается, в городе… А у меня и здесь неплохие. Ты, Юр, работай, играй, пусть и не сам, со мной все хорошо.
– Чего смотреть? Себя ставь на игры. Как же они так печатают… в очках не разберешься!
Столешников решил переспросить, так, на всякий случай:
– Себя?!
– А что мешает? Год давно прошел… Ноги на месте. Играть можешь.
В груди Столешникова что-то шевельнулось от его слов.
– То есть просто выйти на поле, как будто не было ничего?!
Отставил, наконец-то, клей этот. Посмотрел строго, совсем как историк школьный:
– А что было? Это же просто игра. Выходи и играй…
Столешников отмахнулся. Не начинай, мол, пап. Тренеру «Метеора» тяжело давались такие разговоры.
– Знаешь, этот молодой, Зуев, он всего боится, смотрит на нас взглядом овцы. Мы ему – давай, не ссы, иди в стык, а самому страшно… страшно…
Столешников вздохнул. Отец смотрел на него, не отрываясь, ждал нужного ответа.
– Я на эти трибуны смотреть боюсь. Ты думаешь, я не слышу, что они говорят, что кричат, что пишут в своих соцсетях сраных? Я эту ненависть чувствую! Слышу я ее, пап… Это каждый день со мной. Выходи и играй?!
Отец смотрел, чуть прищурившись.
– Проехали. Я – тренер.
Отец пожал плечами, сняв очки и крутя их в пальцах. Столешников сильно разнервничался. Заходил по комнате взад и вперед, к двери, передумав, обратно. Собирался сказать что-то, оправдаться или закричать, даже рот открыл. И, тут же, как рыба, захлопнул обратно. Посмотрел на отца. Тот не обращал внимания на метания сына, все читал мелкий шрифт на коробке. И вдруг Столешников понял, как сильно он отца любит, как рядом с ним превращается в маленького мальчика – про себя да про себя, а про папу до сих пор ничего и не узнал. Это ощущение как-то странно растрогало взрослого мужчину, Юра, в порыве какой-то сыновьей нежности, подошел к отцу и крепко обнял его. Не умея сказать самого главного, произнес:
– Пап, да заканчивай ты уже сам. Давай я тебе бригаду найму…
Когда-то очень давно, лет двадцать назад, папа был молодым и сильным. Таким сильным, что Столешников даже и не думал стать, как он. А сейчас,
