когда он обнял отца крепко, как в детстве, то неожиданно понял: насколько тот постарел… От этой мысли стало страшно.
– Пап…
Тот его перебил, кивнув на обои…
– С бригадой, сын, неинтересно.
Столешников улыбнулся:
– Бесишь ты, вот честное слово!
– Ты тоже.
И они принялись за дело. Совсем как тогда, в девяностых. Рулоны в клее, стены, подгонки. И тренер совершенно думать забыл про будущий матч.
Бергер смотрел за волшебством, творящимся на его глазах. Внимательно, не отрываясь, он пытался разгадать всю глубинную суть перформанса, устроенного Ларисой.
А та, как будто второго тренера здесь и близко не было, пересчитывала деньги. Пачки денег, стянутые бухгалтерскими резинками. Такая же, если Бергер не ошибался, сейчас держала пучок на ее голове. Купюры в пачках были разные – совсем вытертые и только-только из банкомата, номиналы разнились от ста рублей до пяти тысяч. У Бергера заблестели глаза.
Лариса развернула калькулятор, показав ему результат. Тот оторопел.
– Если что, день рождения у меня через месяц.
Лариса сдвинула брови, не оценив шутку.
– Арбитра знаешь, который нас судить будет?
– Дружок мой – тот еще гоблин… Думаешь, надо?
Та кивнула.
– Поговоришь с ним. Четвертьфинал… Важный матч… для всех. «Торпедо» точно занесли… Надо нам как-то уравнять. Скажи, пусть честно судит.
Бергер кивнул в ответ, почти спародировав Ларису:
– Ну… Добро, блин.
Столешников, вернувшийся вчера, был совершенно невозмутим. Родной человек, он и есть родной человек. И поговорили ни о чем вроде и просто так телевизор посмотрели, чаю выпили, но как хорошо на душе.
На стадион в «Химках» Столешников вышел собранный и счастливый. Пусть «Торпедо» дергается, они выиграют, уделают их.
А ребята на поле держались отлично. Трибуны гудели, болельщики, как и игроки, были на взводе. Даже комментатор, и тот был как-то особенно бодр:
– …прекрасный проход Зуева. Этого парня мы еще увидим, я вам гарантирую. Неплохие скорости сегодня, кстати! Еще не Конкорд, но уже и не ЯК-40. И темп авиации сегодня задает именно этот парень. Рывок… и пошел!
Зуев действительно превзошел самого себя. Бежит, несется, но…
– Подальше от ворот, поближе к премиальным, как говорится… – комментировали из будки. – Ну куда? Как же так-то? Жесткий отбор и… Не видят судьи нарушения… Теперь уже «Торпедо» рвется к воротам. Кто это? Лесной… Очевидно уже, что защита потерялась… На вратаря вся надежда. Давай, Брагин!
Марокканец не прыгнул, он подлетел, каким-то чудом схватив мяч. Блестящий сейв. Трибуны ревут, комментатор надрывается. Выбивает мяч. Додин принимает. Столешников еще сдерживался, чтобы не закричать на весь стадион. Вот это да!
– Двадцать девятая минута, дорогие болельщики! Блестящий выход Додина, великолепный! Мяч для английской Премьер-лиги, именно так, заработанный потом и кровью мяч! Да, дорогие друзья, «Метеор», вышедший на космические скорости, их и не сбавляет! Один – ноль, черноморцы впереди! Вперед, вперед, «Торпедо»… если хотите отыграться до свистка на перерыв!
Столешников чуть не прыгал от распиравшей его радости. Но продолжал наблюдать за игрой, не показывая эмоций. Разве что палец большой показал Марокканцу на минутку: пусть почувствует, что тренер рядом, тренер гордится.
Зуев разошелся, опять пошел вперед, в одного, на скорости…
Упал. Срубили пацана. Врач! Где врач?! Быстрее, быстрее! Сколько времени до конца первого? Семь минут? Зуев, родной, ты как? Можешь играть? Давай, давай, Зуич, вперед! Эй, судья! Судья!
Судья! Выпускай игрока, да что ж такое-то… Эй! Игрока на поле! Судья…
Не смог Марокканец, не справился с двумя залетными, прорвавшимися через девять полевых. Зуев рядом орет, болельщики свистят, а судья? Ты куда, блин, смотрел? Куда мне?! Куда? Да в жопу себе засунь свой свисток! Да посижу следующий матч на трибуне, не переживай… Да. В жопу запихни, скот!
Перерыв? Перерыв? Все в раздевалку, мать вашу!!!
Судью он бы дождался, но…
Бергер отпихнул в сторону, заставил уйти с командой, сам остался… Зачем?
