Какой молодец! Красавец! Кто это?
Петровский? Какой ты молодец, Петровский!
А теперь не рискуйте, не надо, вам еще играть и играть впереди. Да, вот так, отошли назад, встали, закрыли штрафную. Мальчишка тот, как его… Зуев, Юра говорил, играет. Трусит, но играет как хорошо…
Стойте, парни, стойте…
Фу… свисток.
Ох, как же оно все тяжелее и тяжелее. Вода где? А, вот поставил же…
Диск, иди сюда, выезжай… ну что за чертова шарманка… Записал? Ладно, проверим… Записал, вся игра здесь. Коробку не убрал? Нет, ну и хорошо.
«Метеор» – «Торпедо» 2:1.
Вот так хорошо. И на полку, к остальным…
Вот она, вся Юркина футбольная жизнь. И спартаковские матчи, и английские, и за сборную. Все здесь, аккуратно подписано, стоит. Даже видеокассеты есть, все никак не оцифрует… Да и зачем? Видеомагнитофон вон, пылится, хороший, настоящий японский. Сын купил с первой клубной зарплаты, принес, даже радовался, кассет накупил сразу.
Он улыбнулся, глядя на старенькую фотографию, где вдвоем с Юркой, а тот с мячом и в майке ДЮСШОР. Сколько ему тут? И ведь не вспомнить, если на обороте не посмотреть. Обидно, многое как-то начало… стираться, что ли? Ай, ладно, все равно записано важное, не сотрешь. Надо только оцифровать кассеты все же. Надо… успеть бы.
Глава пятнадцатая:
…И влюбился, как простой мальчуган…
Зуев лежал на столе после рентгена. И совершенно точно не хотел вставать. Он хотел бы и дальше валяться и умоляюще смотреть на Федора Андреича. Как будто тот волшебник. Сейчас достанет свою волшебную палочку, взмахнет ею, и раз… вернет здоровый голеностоп. За одну секунду.
Гришко вздохнул, поймав взгляд, и вернулся к рассматриванию снимка.
Столешников ворвался внутрь, заведенный и жаждущий какой-то справедливости. Зуев, испуганно дернувшись, тут же оказался прижатым к столу. Тренером.
– Чего у него?
Гришко повернул снимок:
– Дернул связки. Полный сустав крови.
Столешников понимающе мотнул головой. Сустав, говоришь…
– Оставьте нас, пожалуйста…
Зуев, не дождавшись ухода Гришко, начал оправдываться, сбиваясь и глядя на тренера с неподдельным страхом:
– Защитник в стык пошел, я убегал и…
Столешников соглашался, кивал, сочувствующе гладил Зуева по голове, дожидаясь, пока за врачом закроется дверь. Дождался.
– А ты здесь при чем? Ты играть должен. Не ссать в штрафной, а идти и забивать! Доволен, что ножку повредил?! Нравится, когда жалеют? Где у тебя болит? Здесь?! Или здесь?!!
Зуев молча отпихивал его руку от собственной ноги. В глазах стояли слезы. Наконец не выдержал:
– Хватит! Хватит!
Столешников отпустил ногу и, наклонившись к Зуеву, пальцем постучал ему по голове:
– Вот тут твоя проблема! Зуев, вот тут!!! – Палец стучал, жесткий, скрюченный когтем. – Не в ноге, а вот здесь. И пока ты не разберешься, никакие велики тебе не помогут!!! Слышишь?! НИКАКИЕ!
– Можно вас на минуту?
А это еще кто? Столешников обернулся и только тогда заметил Варю. Хотел что-то сказать…
– На минуту, Юрий Валерьевич… В коридор. Пожалуйста.
Хорошо, в коридор, так в коридор.
Выйдя за дверь, Варя резко обернулась, едва не столкнувшись с ним, выходящим следом, лбом. Гневно сверкнула глазами.
– Обязательно было именно его выпускать? Даже мне понятно, что он не готов!
Не готов, не готов… Он тренер, а не психиатр, хотя в данной ситуации психиатр был бы полезней. И, блин, не сделал ни черта да еще и повредился…
– Когда его починят? Две недели? Три?!
Варя недоверчиво наклонила голову, смотрела, как на чужого, словно не Столешников перед ней, а кто-то опасный и незнакомый.
– Вот так взять и починить, да?
