– У меня своя…
– Наша? – Масяня смотрел на голубое с белым.
Столешников засмеялся:
– А я в своей. На игру со «Спартаком» вместе выходим. Я подумал – чего у бровки толпиться. Алексеич и без меня справится. Заодно и кадровый вопрос решим. Так что поосторожнее со мной. Давайте, с уважением к возрасту…
Додин подмигнул, явно желая учинить пакость. Ну-ну, посмотрим… Столешников остался в форме, Витя забрал одежду.
– Ну, девочки… разомнемся?!
«Девочки» были очень даже не против.
Газон в кашу под дождем? Ничего, не на таких играли.
Какой дождь, когда такой кураж! Это футбол.
Дах-дах-дах… сердце так и шпарит. Навес, принимаем, головой… не вышло… дах-дах-дах… Да, Юра, придется тебе побегать две недельки поактивней, пора уже себя приводить в форму, а то сам не заметил, как расквасился… Зуев, пас дай… да что ты… ничего, справится… Зуев!.. да что ты делаешь… Масиков!.. я те покажу футбол… а ну стой!.. все в норме, Вить, бегаю… Алексеич, в норме все, говорю же… ох… ничего… давай… беги… Зуев… лови… ДА! ДА!
Марокканец, черный с ног до головы, достал мяч из сетки. Обернулся, сверкнув слишком белыми на фоне грязи зубами, смеялся. Все смеялись, радовались чему-то, сейчас понятному только им.
Бергер, прохаживаясь со свистком, не лез. Пусть гоняют, пусть. Во второй раз в жизни у него такое, да и первый был черт пойми когда. И с детьми. А сейчас, тут… Пусть гоняют, не заболеют, он знает, что не заболеют…
Столешников выбрался на улицу, уставший до чертиков и кругов в глазах… и довольный еще больше. Встал, упиваясь свежей сыростью после дождя, вдыхал и не мог надышаться. Как стал моложе лет на… Да даже если и на пять, все равно хорошо.
За спиной вроде бы не очень и высоко поднимался стадион. Теперь уже полностью его стадион, выбранный сердцем.
– И как это все понимать?
Рад ли он ей? Да.
Госпожа президент стояла, руки в боки, глаза сверкают. От злости или?…
– Привет.
– Привет… Юр, что за новости такие?
Столешников усмехнулся. Еще скажи, что я тебя разозлил? Соврешь ведь.
– Бергер – главный тренер. Я как свободный агент заявляюсь игроком…
Много чего было в этих глазах. И то, что он дурак, тоже.
Да, он дурак. И ему от этого ох…но и даже круче.
– Смело.
Да, не просто смело. Безудержно лихо, так бы он сказал.
– А что-то смущает?
Лариса улыбнулась. Открытой, доброй, теплой, чудесной улыбкой. И очень красивой.
– Да нет, почему? Столешников – тренер, хорошо. Столешников – игрок – еще лучше. А ведь я в тебя влюбилась.
Сначала он кивал просто на автомате, пока не дошло. Черт… Беда…
– Лар…
Лариса выставила ладони, словно защищаясь. Словно боялась, что он начнет жалеть ее, превратив и без того неловкий момент в сеанс неуместного утешения.
– Ладно, спокойно, первой не нападу. У нас тут просто город маленький, пару сложно найти.
Не женщина, а чудо какое-то настоящее. Такие единороги, наверное, если они где-нибудь существуют.
Они молчали. И правильно делали, тут слова не нужны.
Столешников оглянулся вокруг, понимая, что должен сейчас сказать очень нужное и важное для нее. Большего все равно нельзя сделать.
– Меня же сюда в первый раз привезли? Худший вид на стадион. Внутри ничего, а снаружи… Смолин еще со своей едой носился… У тебя команда разваливалась, все под снос, а ты держишься, как президент «Реала».
Лара странно посмотрела на него, и он даже испугался: вдруг не так поняла? Торопясь, продолжил.
– А теперь мы в финале. Здесь чудо произошло. Реальное. Лара, это все ты сделала. Потому что плевала на всех и верила в мечту… в команду… в меня…
– Это ты сделал.
