ручкой в сторону «Тельмановца». – А здесь мы, по этому пути, любили с мужем гулять, вокруг Железной, очень хороший маршрут! Небольшой, и отдыхаешь, всеми легкими дышишь. А вы?
– Я из Москвы, язву лечу.
– А дети?..
– Да, двое.
– Обязательно лечите болезни. И не пускайте печаль в сердце. С печали все начинается… Ведь, вы знаете, как это бывает, я была замужем в Пятигорске. Я была влюблена, мы поженились, и я родила. А потом у меня плохо шло молоко… у меня обнаружили рак груди. Я поехала в Ростов, там подтвердили… Он бросил меня. Сказал, что я создаю ему проблемы, – она поправила волосы и продолжала. – Вы знаете, как мы, женщины, влюбляемся? За слова! Да, за слова! А любим за поступки! И все только началось! Он повез меня в Москву…
– Кто повез? – перебил Золотарев.
– Не тот. Мой настоящий муж! Мы так любили друг друга! У меня не было болезни. Или, я не знаю, у меня её не стало! Понимаете? В Москве мне сказали, что у меня нет рака. Вы знаете, мы так были счастливы с ним!
– Ааа, это…
– Да, он любил меня, и как узнал, что со мной случилось, повез меня в Москву. Вы представляете? Потом мы переехали в Железноводск. А нашу дочь он любил сильней, чем я. Ведь мне нельзя было больше рожать… Он умер. Три года назад. У него было слабое сердце. Он умер во сне. Вы знаете, мне кажется, он забрал мою болезнь… Я сейчас так думаю… И мы любили с ним гулять по терренкуру вокруг Железной. … А он есть… он все равно есть… Мы с ним гуляем вокруг Железной, почти каждый день… вы знаете… – она смотрела на Змеиную гору, она была счастлива. Через секунду она вспомнила о Владимире. – Только не пускайте печаль в свое сердце. Счастья вам!
На следующий день Золотарев решил подняться на Железную. На горе ощущался сильный ветер. Он как-то не ожидал от себя, что доберется до вершины. «Что ж, я добрался. Я добрался, и дальше так надо. Надо покончить со всеми этими делами. Ведь что-то не так было во мне. Алкоголь? Женщины? Нет, ведь это же я? Ведь это же я пил и бросал, и снова начинал. А сейчас я не буду пить. Не буду пить. И женщины, при чем здесь они, никто меня к ней насильно не тянул, – вспомнил он о Ду-ни. – Да и Лиза… Все это надо менять. Это все Москва… это она победила меня. Что-то я делал с ней не так, если я чуть не умер. Поменять в работе, в отношениях с женщинами, с алкоголем, ведь это все слабость… а Москва не любит слабых». Он вспомнил больницу, утро, когда он очнулся после той страшной ночи.
Он открыл глаза и увидел перед собой прозрачно-голубоватый, незнакомый потолок. «Где я?» – подумал он, резко сел в кровати и ощутил боль в носоглотке – из носа торчал желудочный зонд. «Я же попал в больницу!» – отрывочно вспомнил он. Огляделся. Он был в больничной палате, в которой, кроме него, было человек семь больных. Пара кроватей оставались незанятыми, одна из них стояла справа от него, возле окна. «А где мой телефон? Позвонить на работу… В тумбочке? Не достать, зонд мешает…» – подумал он, глядя на тумбочку и кровать справа. Двое больных стояли в проходе, напротив золотаревской кровати. Первый – здоровенный, лет пятидесяти мужик с залысиной и маленькими заплывшими жиром глазками – вглядывался в Золотарева; на нем были больничные кальсоны и майка, из-под которой к прозрачной мешковине, наполовину наполненной темно-желтой жидкостью и которую он держал в руках, прямо из живота тянулся резиновый шланчик. Второй – коренастый, мясистый мужик в трико и также в майке, с мощными покрытыми волосами руками, бицепсами, прокаченными постоянным физическим трудом, колючим взглядом – ухмыляясь, смотрел на Золотарева.
– Как попал-то сюда? – спросил он Золотарева. Все мужики в палате на вопрос коренастого с любопытством зашевелились, приготовились слушать, что ответит Золотарев, кроме одного старика, лежавшего в самом дальнем углу палаты, от которого пахло протухшей мочой, он негромко требовал сестру, опаздывавшую с утренними уколами.
– Иди сюда! – сказал Золотарев в ответ, посмотрев коренастому в глаза.
– Зачем? – спросил тот, но двинулся в сторону золотаревской кровати.
– Посмотри, в моей тумбочке есть телефон? Айфон.
– Ааа, понял, – ответил коренастый, нагнувшись, открыл тумбочку, достал из нее целлофановый мешок с зубной щеткой. – Полотенце, зубная щетка есть, а телефона нет! – обрадовано сказал мужик. В это время в палату вошла медсестра хирургического. За ней, толкая перед собой каталку, шла медсестра реанимационного отделения, некрасивая молодая женщина лет тридцати, с хмурым взглядом.
– Вы что?! – обратилась первая медсестра к Золотареву. – Сейчас же лягте! Вам нельзя сидеть! Надя, забирай своего, – сказала она второй медсестре, кивнув в сторону Золотарева. Они подвезли каталку, помогли Золотареву перебраться на нее, достали из его тумбочки вещи.
– Скажите, а где телефон? – спросил он у медсестер. – У меня должен был быть с собой телефон. Его не было?
– Если и был, в реанимационное отделение с телефонами нельзя, – ответила Надя. – Если вы с собой брали, он у нас может лежать, в сейфе. Если брали, не пропадет.
– Проверьте, пожалуйста…, Надя! – обратился Золотарев к реанимационной медсестре.
Та, удивленно на него посмотрела, не ожидав услышать свое имя от больного, с которым общается всего лишь минуту.
– Посмотрю, обязательно. Сейчас вам лучше молчать.
