борода свисала почти до груди, длинные волосы доходили до плеч, а в глазах застыл испуг.
– Что это за вид? – удивилась она.
– Первая фотография после тех событий. Бедняга! – объяснил я.
– Вы ведь, кажется, его любите.
– Кажется.
– Ну тогда это противоречит тому, о чем вы твердили раньше. Вы говорили, что не можете испытывать любви ни к кому, а на самом деле испытываете любовь к брату.
Она была очень довольна, что ей удалось поймать меня. Обида ее не прошла, и ей ужасно хотелось подколоть меня и задеть, да и разговаривала она по-прежнему обиженным голосом.
– Но родственники – это совсем другое, – пожал я плечами. – У меня в жизни единственный близкий человек – это Мехмед. Когда ты его увидишь, он тебе понравится, он очень интересный человек.
Девушка усмехнулась.
– Никаких сомнений, – сказала она, продолжая смотреть на фотографию, и добавила, что по Мехмеду видно, как он измучен и как долго страдал.
– Именно так, – согласился я.
– Но он достаточно молод.
– Эта фотография сделана много лет назад.
– А других его фотографий нет?
– Нет. Он вообще не любит фотографироваться. Я, правда, тоже не люблю.
– Почему?
– Не знаю. Наверное, потому что фотография слишком связывает нас с прошлым.
– Неужели такой культурный образованный человек, как вы, может так думать?
– Я же не говорю об искусстве фотографии в целом. Я говорю о стремлении человека собирать моменты прошлого и постоянно к ним возвращаться.
Она нахмурилась и кивнула, показывая, что мои слова заинтересовали ее, и при этом продолжала разглядывать фотографию на экране.
– Он похож на вас и не похож одновременно.
– Да, – согласился я, – сходство есть, но он совершенно другой.
Она глотнула вина, уселась поудобнее в кресле и с вызовом посмотрела на меня.
– Давайте уже, рассказывайте о своем прекрасном братце. Посмотрим, стоила ли эта история того, что я осталась еще на одну ночь.
Мехмед
11
Автокатастрофа, университетские годы и Белоруссия
И я принялся рассказывать.
В те годы не было УЗИ, и невозможно было заглянуть в живот матери, однако появление близнецов мою мать ничуть не удивило. Ведь и ее мать тоже родила близнецов, близнецы были и у ее бабушки. Это было генетическое свойство нашей семьи. К сожалению, мамина сестра-близнец умерла сразу после рождения, даже не успев получить имя.
Мама родила нас в больнице и назвала Ахмедом и Мехмедом. Я при рождении весил два килограмма двести граммов и был ростом сорок девять сантиметров, а Мехмед – два килограмма семьсот граммов и рост имел пятьдесят один сантиметр. Короче говоря, он был крупнее меня.
В детстве мне не казалось странным, что у меня есть брат-близнец, скорее я даже удивлялся, почему братьев-близнецов нет у моих сверстников. Мы не относились к числу тех однояйцевых близнецов, которые думают и чувствуют одинаково и живут как одно существо. Но, конечно, у нас было очень много общего.
В те времена профессия инженера была модной. Семьи, в которых подрастали девушки, охотились за женихами-инженерами. Родители, поддавшись
