моде, еще в нашем детстве решили, что мы оба станем инженерами. В итоге так и произошло, но, к сожалению, родителям не удалось этого увидеть.
Мой дед всю жизнь занимался финансами, а потом вышел на пенсию. Его последним местом службы была Анкара. Они с бабушкой жили в двухэтажном доме с садом – там росли липы. На каникулах или во время отпуска либо мы ехали к ним, либо они приезжали к нам. Однажды, накануне праздника Курбан-байрам, рано утром, еще до рассвета, мы отправились к ним на стареньком «опеле» моего отца.
Отец не любил ездить вечером: он считал, что вечером движение слишком плотное. Поэтому вещи в машину мы погрузили накануне. Сложили в багажник чемоданы, а в салон – дорожные сумки с курабье, орешками, изюмом, сушеной шелковицей и тому подобным, двинулись в путь рано утром. Отец водил машину очень осторожно. Автомагистрали между Стамбулом и Анкарой в те годы не было: лишь узенькая двухполосная дорога. Мать с отцом сидели впереди, а мы с Мехмедом сзади. Как и полагается братьям, мы дурачились, листали комиксы, которые нам позволялось читать нечасто, жевали сладости и каленый горох.
Пока мы ехали по шоссе, начало светать, поля по обеим сторонам дороги порозовели. Так как мы встали очень рано, на меня навалился сон. Не знаю, сколько я проспал, но помню, что через какое-то время я подскочил от ужасного грохота. Спросонья мне показалось, что рухнуло небо. Наша машина летела с дороги в поле. Я запомнил только крики, наверное, я тоже кричал. Жуткий грохот никак не стихал, казалось, машину кто-то разрывает на части.
Я потерял сознание, а когда открыл глаза, увидел рядом незнакомых людей в белых халатах. В руку мне была вставлена иголка с капельницей. Повернув голову, я увидел Мехмеда с такой же капельницей. Я захотел позвать его, но не смог издать ни звука и вновь потерял сознание.
Спустя несколько часов я пришел в себя, Мехмед к этому времени тоже очнулся. Он плакал, а я еще подумал: чего он плачет? Надо мной склонилась медсестра в белом чепце, я спросил ее, где мы. Она ответила, что в государственной больнице города Болу. Она рассказала, что произошла автокатастрофа, но мы с Мехмедом в полном порядке, и нам надо лишь набраться сил. «Отдыхай, малыш, – приговаривала она. – Хорошенько отдохни». И гладила меня по голове, а голова у меня очень болела.
Почему-то мне не приходило в голову спросить ее о родителях, мне лишь не давал покоя плач Мехмеда. Наверное, ему очень больно, решил я, и вновь провалился в глубокий долгий сон. Я постоянно спал из-за лекарств, которые мне давали.
Проснувшись, я увидел грустное лицо бабушки, под глазами у нее были синие круги. Неужели мы приехали в Анкару, подумал я, но тут вспомнил, что мы в больнице, и только сейчас заметил, что бабушка тоже плачет. В углу стояло кресло, в нем сидел мой дед, освещаемый светом из окна. «Мы приехали за вами!» – сказала бабушка. И только тут я решился спросить о родителях, а в ответ все взрослые – бабушка, дедушка, медсестра – молчали. Отозвался только Мехмед. «Они погибли!» – всхлипнул он. Я не сразу понял, что он сказал. Я подумал: зачем он говорит такие ужасные вещи? – и решил, что, как всегда, он шутит.
Той же ночью я увидел отца, на нем был белый передник. Отец выглядел выше, чем был. «Папа, ну ты же не умер, не умер!» – твердил я. «Ты еще маленький, чтобы знать об этом», – ответил отец. «Но раз я тебя вижу, ты жив!» «Это ты видишь меня, а я себя не вижу. Может быть, для тебя я не умер, а умер только для себя», – сказал он. Я заснул.
На следующий день бабушка с дедушкой забрали нас. Мы сели на автобус и поехали в Стамбул. По пути мне казалось, что все машины мчатся прямо на нас, и я холодел от страха, а Мехмеду было совсем не страшно. Мы ехали по той самой дороге, по которой совсем недавно ехали с родителями, но родителей теперь рядом с нами не было. Был дедушка, была бабушка, был Мехмед. Это казалось очень странным.
С Мехмедом мы почти не разговаривали, голова у него была вся в бинтах, а на лице, как и у меня, чернели синяки. Затем были похороны, помню два гроба во дворе мечети, помню лица знакомых, которые смотрели с грустью и гладили нас по голове. Мать с отцом были покрыты зеленым покрывалом, так что мы их не видели. Когда похороны закончились, мы вновь поехали на автобусе в Анкару, которая теперь стала нашим домом. Нам было всего по десять лет.
Извини, пожалуйста, мы совсем заговорились и забыли о еде. Ты будешь недовольна, что я и ночевать тебя заставил, и оставил голодной. Прошло уже несколько часов, а ты съела всего один гамбургер. Сейчас, я только на минуточку схожу к бакалейщику. Не возражай, ты ведь не собираешься голодать всю ночь? Я и себе что-нибудь куплю. А ты пока посмотри фотографии в ноутбуке. Я отсканировал и загрузил сюда весь семейный альбом. Ты, должно быть, догадаешься, кто есть кто: кто папа, кто мама, кто бабушка, кто дедушка. Там есть наши с Мехмедом детские фотографии. Налей себе вина, а я сейчас приду. Мне еще Кербероса покормить нужно. Я совсем о нем забыл. Он, должно быть, умирает от голода на цепи.
Вскоре я вернулся и продолжил рассказ.
– Дедушка с бабушкой, едва сводя концы с концами, все-таки сумели выучить нас на свою пенсию. Они сделали все для нашего благополучия, считая это долгом перед отцом с матерью. Мы оба закончили престижный колледж в Анкаре, а потом успешно сдали вступительные экзамены в Ближневосточный технический университет. Дедушка пожелал, чтобы мы оба выбрали инженерное дело, ведь мы должны были воплотить мечту родителей. Я поступил на отделение строительства, а Мехмед – на электротехническое. Поступить туда было несколько сложнее. По правде, Мехмед учился лучше меня, он был настоящим книжным червем. Еще во время учебы в старших классах школы ему в руки попала книга о Николе Тесле, и он целыми днями рассказывал мне о сербском гении электричества. Всякий раз, когда он видел лампочки, которые в наши дни ярко освещают мир, говорил, что все ошибочно приписывают создание лампочки Эдисону. Он с жаром рассказывал о том, что вся потребляемая в мире энергия, включая освещение, распространяется благодаря тому, что ее часть течет в обратную сторону, и это переменное движение открыл Тесла. Мехмед говорил, что в будущем в повседневной жизни все будут
