привычка то и дело встряхивать головой так, чтобы волосы развевались – от злости, от растерянности, ради кокетства, все зависит от ситуации. В нашем случае налицо был гнев.
– Прости меня, пожалуйста, – произнес я. – Я работал над статьей.
Говоря это, я чувствовал, как глупо выгляжу. Она с упреком сказала:
– Ну и как статья? Опять литература?
– Нет. На этот раз – забывчивая корова!
Она захохотала:
– Что значит «забывчивая корова»?
– Вот представь себе корову, – вздохнул я. – Корове все равно, какой сейчас день и час. С утра до вечера она ест, пьет, справляет нужду, отдыхает, а на следующий день повторяется все то же самое. Она живет, привязанная к настоящему моменту. Она не испытывает ни грусти, не любопытства, ни беспокойства, ни тоски. Если корову спросить, почему она никому не рассказывает о своей счастливой жизни, она ответит: «Я все время забываю, что именно рассказать». А потом и этот ответ забудет.
Девчонка поджала губки.
– Надо же, как интересно. Вот это и есть ваша философия?
– Да, – сказал я. – Это моя философия и философия Ницше.
Она глубоко вздохнула:
– Зачем вы читаете этого человека?
– Затем, что он сумасшедший!
– Вы тоже сумасшедший!
Я улыбнулся.
– Почему вам так хочется казаться сумасшедшим? – спросила девушка.
– Потому что обычно у сумасшедших великий ум. Ты, наверное, не поняла меня. Дело в том, что Керберос уже не помнит, как на тебя напал, он не испытывает угрызений совести, лежит себе, счастливый, в будке, а вот ты, вероятно, всю оставшуюся жизнь будешь вздрагивать, когда мимо тебя будет проходить собака. Тебе будут сниться кошмары. А если бы ты могла обо всем забыть…
– Эту псину нужно усыпить, – сузив глаза, сказала девушка. – Обязательно. Потому что она еще кого-нибудь покусает.
Я понял, что гостья даже не задумывается над тем, что я ей сказал, и заговорил о другом.
– А чем ты занималась?
От скуки она весь день размышляла о странной женщине Анне, которая не пойми с чего бросилась под поезд, и о странной женщине Эмме, которая тоже не пойми с чего взяла и отравилась. Она думает, что обе сумасшедшие. Все эти мужчины, что Вронский, что Рудольф, что Леон, совершенно не стоили того, чтобы ради них умирать. Надо же, какая чушь дамочкам в голову взбрела! Романы не кажутся ей убедительными. Глупые, далекие от реальности истории! Все это старая мода, нафталин.
Я поразился тому, что она за день умудрилась прочесть оба романа.
– Разве можно прочесть за день столько слов? – в свою очередь удивилась она. – Я пересказы нашла.
И указала на айпад, лежавший у нее на коленях. В этот момент я осознал, что имею дело с представителем поколения, которое привыкло размышлять о жизни, любви, смерти, философии и литературе в рамках ста сорока печатных знаков, выделенных на одно сообщение в Твиттере. Нас разделяла пропасть.
Девушка улыбнулась и насмешливо сказала, что кое-что нашла.
– Что?
Она протянула мне свой айпад.
– Сами посмотрите!
На украшенном узорами экране был пересказ «Тысячи и одной ночи». Как только переворачивалась электронная страница, появлялись новые и новые картинки, похожие на восточные миниатюры.
– В общем, – продолжала она, – я даже представить не могла, что встречу когда-нибудь Шахерезаду в мужском обличье, но что есть, то есть. Рассказывайте продолжение истории об Ольге!
Я подумал, что представителям этого молодого поколения палец в рот не клади. Вся информация мира была у них в руках, пусть поверхностная, но доступная, и они ничего не упускали. А наш старый мир и его книги постепенно уходили в прошлое – вот-вот и от них останется один пепел, как от сгоревшей Александрийской библиотеки.
– Ты убьешь меня, если история закончится? – спросил я.
– Пока не знаю, – ответила она. – Все зависит от истории. Если будете рассказывать как Шахерезада, я вас помилую. Вы вчера остановились на том,
