что пили водку с отцом Ольги. Вот с этого места и продолжайте.
18
Отель в Минске, танцующее пианино и одна сложность
И я продолжил свой рассказ.
– Павел, то есть отец девушки, говорил об Афганистане со страхом, хотя война давно была позади. Казалось, он оставил на войне не только руку и ногу, а нечто более важное, и в его сердце поселился страх, которому предстояло остаться там навсегда. Он дрожал, даже когда произносил слово «муджахед».
После военного госпиталя Павел вернулся домой в гарнизон и пытался как-то жить с двумя дочерями, хотя жить получалось впроголодь. Жена его умерла много лет назад. Во всем доме постоянно пахло вареной капустой и картошкой.
Павел рассказывал нам о страшной судьбе России. В Первой мировой войне погибло три миллиона человек, после революции и Гражданской войны погибли еще десятки миллионов, во Второй мировой войне погибло двадцать шесть миллионов человек, война в Афганистане забрала еще пятнадцать тысяч, за ней перестройка и гласность обрекли людей на гибель от голода. Короче говоря, русские мужчины, родившиеся в двадцатом веке, никогда не видели спокойной жизни, а русские женщины жили в постоянном страхе.
Этот человек от жизни больше не ждал ничего. Кашлял он так надрывно, что казалось, вместе с кашлем вылетят и легкие. Было видно, как больно от кашля сохранившейся половине его тела. Было ясно, что в этой жизни его еще держала водка и дешевые сигареты, которые он курил одну за другой. Он с уважением смотрел на портреты Ленина и Сталина, висевшие над столом. Казалось, в жизни он гордился всего двумя вещами – Сталинградской битвой и своими дочерями.
Собственно, ради дочерей он и продолжает жить, правда, не знает, что с ними будет, и каждую ночь думает об этом с тревогой. Появлению Мехмеда он был даже рад. Более того, считал, что Ольге очень повезло: ей встретился богатый инженер. Мне даже в какой-то момент показалось, что этот человек попытался пристроить ко мне и младшую дочь, хотя та была еще совсем юной.
Тот первый вечер прошел в дружеской обстановке. На обратном пути Мехмед будто сошел с ума. Он то и дело обнимал и целовал нас с Людмилой, не успевая благодарить.
– Насколько я поняла, в те времена ты мог прикасаться к людям, – перебила меня журналистка.
Я не стал ей ничего объяснять и, кивнув, продолжил рассказ.
– На следующий день Мехмед взял машину фирмы, поехал в Минск и накупил там такое количество съестного и спиртного, которого хватило бы на запас для маленькой столовой. Ужинали мы вновь у Павла и его дочерей. Мне вспомнилась знаменитая фраза Толстого: «Все счастливые семьи счастливы одинаково», потому что в тот вечер мы стали как одна счастливая семья. Что касается меня и Мехмеда, мы стали работать днем как проклятые, чтобы успеть сдать работу к концу дня, а по вечерам вместе с Павлом пили водку с икрой и болтали обо всем подряд.
Только вот что важно: Ольга никогда не веселилась вместе с нами, песен не пела. Она жила в собственном мире. Ее присутствие было каким-то сверхъестественным, словно вызвали духа и он находится в комнате. Мехмед ни на секунду не спускал с нее глаз. Каждую ночь мы возвращались к себе в общежитие, но на ужин стали ходить к ним каждый день, будто к себе домой. Единственной сложностью для всех нас было то, что никто из членов семьи Павла не знал ни одного слова по-английски, а мы не знали ни слова по-русски. Поэтому в беседе на самую простую тему нам нужна была Людмила. Ты понимаешь, насколько трудной является такая ситуация? Как сложно не иметь возможности сказать друг другу хотя бы слово и то и дело поворачиваться к Людмиле, а потом ожидать от нее ответа, глядя в лицо переводчицы, а не того, кого любишь. Конечно, Людмила переводила очень хорошо и быстро, но Мехмеду с Ольгой было нелегко. Им только и оставалось, что переглядываться.
Как-то раз Мехмед предложил на выходные съездить в Минск. Ольге, Людмиле и мне идея понравилась. Младшая дочь Павла осталась с отцом, а мы вчетвером поехали. До вечера мы гуляли по красивым паркам Минска, посетили все достопримечательности, включая Памятник Победы, куда обычно приезжают счастливые молодожены, вечером поужинали в том самом отеле, про который я тебе уже говорил, а потом пошли в бар выпить.
– И конечно, это был тот самый бар, где ты познакомился с Михаилом?
Все-таки у нее прекрасная память, у этой девицы. Я похвалил ее и продолжил.
В баре играл молодой пианист, забавный малый! Он пел песни на разных языках, сам себе аккомпанировал и, казалось, сам себя развлекал. Он придумал необычную штуку: к одной из ножек своего пианино приделал нечто вроде рычага и время от времени, исполняя тот или иной номер, нажимал на рычаг, так что инструмент подскакивал, будто бы сам танцевал. Ольге это «танцующее» пианино очень понравилось. А когда зазвучала мелодия Паоло Конте «Via Con Me», у нее на лице впервые появилось что-то, напоминавшее радость и счастье. Было ясно, что эта мелодия ей понравилась.
Пианист пел с итальянским акцентом: «It’s wonderful, it’s wonderful», раскачивался в такт песне, поднимал свое пианино и весело нам подмигивал. Мы
