занимает пятьдесят квадратных миль (сто двадцать восемь квадратных километров). Ежегодно здесь проходит конференция писателей «
Теперь представим подростков, о которых шла речь выше. Только один из них был старше двадцати одного года – официального возраста совершеннолетия в Америке. Остальным было меньше семнадцати. Ко времени, когда происходили описанные события, то есть 28 декабря 2007 года, все они были учениками старших классов местной школы и находились в возрасте, когда употребление алкоголя запрещено законом.
Декабрь, поздний вечер, деревня. Темнота, поля. Ближайшая постройка – дом Фроста. Стоит изолированно – на ферме, в чистом поле… Тишина. Снег поглощает звуки. Горы громоздятся вдали. Над полем – звезды, чистые и яркие этим поздним декабрьским вечером. Лишь голоса тинейджеров. Они слегка напуганы своей дерзостью и темнотой, храбрятся, переговариваются, стараясь подбодрить друг друга. Хруст снега под ногами, шуршание проваливающихся сквозь наст сапог, ботинок, кроссовок.
С дороги они походили на призраков, пробирающихся через поле, сквозь декабрьскую тьму. Как они шли? Парами? Цепочкой? Может, на них подействовала тишина и этот простор? Или они к тишине, к этому простору давно привыкли? Им скучно, тоскливо, а где-то есть большой мир. Они постоянно, все время живут здесь, только здесь – вдали от цивилизации. Ничто им здесь не ново.
Все здесь друг друга знают. В Риптоне наверняка не запираются двери. Сюда приезжают из Бостона, Нью-Йорка, чтобы полюбоваться природой. Тихое, буколическое место. Какие проблемы могут быть у местного полицейского? Какие преступления совершаются в Риптоне? Здесь отдыхают, гуляют по горным тропам, катаются на лыжах. Горы и лес, словно сошедшие с брошюры туристического агентства.
Съезжались на машинах или прошли эти полмили по дороге, которая так и называется: «Дорога Фроста» –
Летом склоны национального парка Зеленых гор покрыты ярким изумрудным одеялом и – словно пятна на ковре – дикими цветами. Цветы повсюду: на склонах, по краям дорог, горных тропах. Чистый воздух, вливающийся в легкие горожанина, приехавшего из задымленных, загазованных каменных коробок Нью-Йорка, Вашингтона, словно напиток, нектар, напоенный солнцем, душистыми травами. Горный воздух; зимой – белые снежные просторы, голубой снег, переливающийся на солнце. Когда-то здесь был сад. Когда-то сюда приехала семья и воплотила мечту о яблоневом саде. Шумели деревья в саду. Здесь жила семья – окна на дорогу; прохожий остановится, прислушается к детским голосам. Теперь же только воспоминания о прежней жизни. Над полем – одинокая луна.
2
По прошествии той ночи минул лишь один день; казалось бы, никто ничего не узнает. Повеселились, проспались, позабыли. Но мимо проходил или проезжал путник, увидел открытую дверь, сообщил в полицию. Законопослушный гражданин. Началось все с того, что по прошествии суток один из участников неудачной вечеринки вернулся за машиной, которую уже успели отогнать от места происшествия. В результате – беседа с сержантом полиции. Затем стали известны имена еще трех юных участников попойки. С помощью тех, коим не повезло больше всех, установили еще два имени. Из пятидесяти удалось вычислить двадцать восемь.
В тот день рассвирепевший отец Кэрен, явившись в полицейский участок, потребовал, чтобы все происшедшее было задокументировано, и надеждам Кэрен не суждено было сбыться. Дежурный офицер узнал ее. Отец был немедленно извещен о вандализме, в котором принимала участие его дочь. Он-то и потребовал, чтобы подростков, особенно его Кэрен, наказали без каких-либо поблажек.
3
Все же будем к нему снисходительны, он изо всех сил скрывал свою чувствительность: Кен был великодушным, даже добродушным отцом. Скорее всего, он посчитал необходимым продемонстрировать отцовское негодование, заодно защитить доброе имя, репутацию ответственного родителя, морально устойчивого гражданина и полицейского, не желающего пользоваться служебным положением, покрывать проступки членов семьи. Вполне разумно не смешивая личное с общественным. Среди американских полицейских немало озлобленных, усталых, но маленький городок в Вермонте не требует чрезмерных душевных усилий. Кен мог рассчитывать на спокойную службу, хорошую пенсию. Ему повезло. Он жил в Риптоне, у него была небольшая зарплата, но относительно спокойная, размеренная, счастливая жизнь. Власти города не раз урезали средства, выделяемые на полицию. Кену приходилось иметь дело с досадными происшествиями, которым в больших городах не то чтобы не уделяли внимание, но все же сначала серьезно подумали бы, прежде чем посылать полицейскую машину на подобный вызов. Он снимал кошек с деревьев и крыш, помогал незадачливым туристам, заблудившимся в горах, выслеживал превышающих скорость на дорогах, по которым хорошо если в час проедет одна или две машины. У него было трое любимых детей – два сына-оболтуса и Кэрен. Его жена уставала и мало о нем заботилась; она не только перестала готовить – Кен забыл, когда в последний раз занимался с ней любовью. Ее всегда приходилось уговаривать, упрашивать, делать что-нибудь по дому, чинить, убирать, только чтобы расположить свою вялую и измученную подругу к пятиминутному сексу. Ей приходилось больше часа добираться до работы, каждый день проезжая более семидесяти миль, чтобы добраться до соседнего города, где, несмотря на рецессию, ей удалось сохранить хорошо оплачиваемую должность в маленькой аптеке при госпитале. Особенно трудно было зимой – из-за снежных заносов и гололедицы. Бедный Кен постоянно испытывал неуютное, гнетущее чувство вины. Сьюзан брала
