захотел, чтобы она не появлялась, исчезла. Нечто большее, чем секундное раздражение.
«Приветик! – щебетнула. – Как дела?»
«Арбайте», – сказал Андрей, хотя в тот момент просто стоял, прислонившись к шкафу.
«Слушай, сегодня такой сейшен намечается! Группа “Гам”. Панки из Минусинска».
Андрей не сдержался, скривился:
«Жень, я хотел дома спокойно… Устал».
«Ну ты чего? – затормошила она. – Это вообще ребята клевые. Наши, кстати, кызылчане. Поет у них Чучалин, интересный парень, я его еще в Доме пионеров слышала, когда на гитаре училась играть».
Фамилия Чучалин показалась Андрею знакомой. Вслед за фамилией пришло имя.
«А его не Игорь зовут?»
«Игорь, да. – Женечка удивилась. – А ты его знаешь разве?»
Вспомнился институт, в котором тыщу лет не бывал, после пар – посиделки под банку беспенного пива, в которых участвовал первокурсник Игорь Чучалин, то стращавший армейской службой, то вспоминавший о ней с тоской. Потом Игорь перестал появляться в их компании, а вскоре Андрей взял академ.
И чтобы убедиться, тот это Чучалин или не тот, он согласился идти на выступление каких-то панков из Минусинска.
Играли в подвале «Байского дома».
«Байский дом», «Дворянское гнездо» – когда-то престижная пятиэтажка на самом берегу Енисея, куда селили политическую и культурную элиту республики. Партийные деятели, министры, выдающиеся литераторы, актеры… Даже первый секретарь Ширшин имел здесь квартиру. В подъезде, помнится, сидел милиционер и скромно спрашивал: «Товарищ, вы к кому?» – и, если человек начинал мяться, тут же становился грозным, перекрывал путь.
Но в последнее время в городе появилось много удобного жилья; элита не давилась теперь в четырехкомнатках, а спокойно покупала или строила виллы. Просторный и сухой подвал «Байского дома», видимо, не очень был нужен жильцам, и в нем оборудовали нечто вроде концертного зальчика.
Вход оказался платный, но цена смешная – тридцать рублей. Принимая деньги, парень со значком анархии на свитере оправдывался перед каждым:
«На бухло ведь надо после сейшена».
Музыканты находились тут же – сидели на корточках возле деревянных поддонов, обозначавших сцену, и что-то обсуждали. Наверное, песни, которые будут исполнять. Среди них Андрей узнал Игоря. Подходить, конечно, не стал: зачем мешать, успеется…
Концерт не очень понравился. Музыканты часто сбивались, звук для тесного помещения сделали слишком сильный, и слов, которые выкрикивал Игорь, было почти не разобрать. Так, отдельные фразы припевов: «Я экзистенциальный нуль», «до этого доживешься и ты… нет другого пути», «я уже не умру молодым».
Слушатели сидели на скамейках и табуретках с серьезными лицами. Никто не порывался вскочить, закричать, сплясать. Женечка, сдвинув от напряжения брови, пыталась уловить как можно больше членораздельного из этого хрипа в пластмассовый бытовой микрофон.
После концерта несколько самых молодых пареньков и девчонок сразу ушли – видимо, их ждали дома родители, – осталось человек десять. На мониторы без мешканий поставили бутылки водки, наскоро порезанную толстыми ломтями вареную колбасу. Андрей понял, что сейчас, перед пьянкой, самое время поздороваться с Чучалиным.
Тот, на вид мало изменившийся с начала девяностых, довольно долго не мог вспомнить Андрея, и Андрею стало неловко, ощутил себя каким-то пройдохой. Но потом Игорь радостно дернулся, лицо просветлело.
«А, точно! Было!.. На “Пятилетке” пивком надувались, на Енисее. Как-то с плафоном за пивом пошли. Да? Тары не было – сняли плафон с лампочки в подъезде и пошли. И ведь налили нам. Налили!»
Андрей стопроцентно не участвовал в том приключении с плафоном, но покивал, поулыбался.
«А ты здесь по-прежнему? – бросив в себя первую порцию водки, спросил Игорь. – В Кызыле?»
«Куда мне… Вот женился недавно. – И Андрей притянул к себя явно робевшую перед музыкантами Женечку. – Моя молодая жена. Евгения. Твоя давняя поклонница, кстати».
«Да, еще с Дома пионеров, – сказала она. – Я на гитаре училась, а вы там репетировали тогда».
Чучалин покивал:
«Было время. Теперь в Минусинске живу, в Абакане… Родители вообще в деревне полумертвой. Хорошо хоть, получилось у них северные пенсии оформить, что-то получают. Я с ними пожил, но это… деревня – это вилы, короче. Вот уже лет пять болтаюсь по чувакам. Подвалы, студии. А тут все было – трехкомнатка, дача двухэтажная, гараж капитальный. Все, считай, бросили».
«Почему?» – сочувствующе и в то же время с осуждающим недоумением спросила Женечка.
«Что “почему”? Бросили?»
