Он посмотрел на меня внимательно, я увидела вопрос в его глазах: «Почему она спрашивает? Напрашивается на роль ребенка, навязывает мне амплуа папочки или иное?» – но ответа не разгадала. Мое собственное объяснение было бы, конечно, неуместно. Хотя дедушке и бабушке поговорить о детях и внуках вполне естественно.
– Скучаю без них маленьких, – сказал Женя. – А сейчас они… Сын хорошо устроился, прилично зарабатывает. Косит трын-траву.
– Что? – не поняла я.
– Помните в фильме «Бриллиантовая рука» пьяный Никулин поет песню про зайцев, которые косят трын-траву?
–
– Трын-трава – это деньги и одновременно нечто пустяшное, бесполезное, сор. Общество потребления – те же бездуховные зайцы на покосе.
– Вы слишком строги. А дочь?
– Она была очень способной девочкой, училась в инязе. Испанский, английский свободно, французский, немецкий сносно. Добрая, милая, веселая, ласковая. Вы представляете себе, как живут дауншифтеры в теплых странах?
– Только по книге Элизабет Гилберт «Есть, молиться, любить». Европейцы приезжают на Бали отдохнуть, пожить несколько месяцев. Остаются на годы. Там тепло, дешево, красиво. Пляж, бар, где тусуются такие же бездельники. Сплошная нега и легкий алкоголизм. Но все-таки нужно иметь источник дохода. Наши люди, насколько я знаю, сдают квартиры на родине.
– Полина подрабатывает переводчицей, бебиситтером. Но все это редко, деньги ей высылаю я. Полгода назад решил прикрыть «лавочку», мол, возвращайся домой. В ответ дочь заявила, что имеет право на московскую жилплощадь, которую надо продать и отдать ей причитающуюся долю. Если бы несколько лет назад мне сказали, что моя Полина может делать подобные предложения, я бы расхохотался или дал в глаз предсказателю. А теперь что остается? Жене я малодушно ни о чем не рассказал, продолжаю слать деньги. Не в них дело, а в той трещине, что возникла между мной и дочерью. Она ширится и, боюсь, скоро превратится в пропасть.
– Наркотики?
– Не знаю. Жена прилипла к семье сына, возится с внуками. Не помню, когда последний раз была в Москве. Зимой они катаются на горных лыжах в Альпах, летом отдыхают на Ривьере. Я к ним не часто езжу, чувствую себя там лишним.
– Не прав был Лев Николаевич Толстой. Каждая счастливая семья несчастна по-своему.
– Навел на вас грусть.
– Я привыкла грустить последние… последние два года.
– Несчастная любовь?
– Вроде того.
Мне хотелось рассказать про Даньку, как он измотал мне нервы, пока не женился. Выдать его за двоюродного брата? У меня скоро начнется нервный тик на почве отвращения к вранью, которым я пичкаю Женю.
– Не хотите говорить? – спросил он.
– Нечего рассказывать, – фыркнула я. – Все эти истории про первую любовь типичны, скучны и заурядны.
–
– Уинстон Черчилль.
– Перефразируем. Кто в молодости не обжегся на первой любви, тот не насладится любовью зрелой и настоящей.
– Из вас такой же пророк, как из Льва Николаевича.
– Сравнение лестное. Вы не хотите отобедать?
С зарождающейся привычкой Жени водить меня в дорогие рестораны надо что-то делать. Не представляю, сколько он заплатил за два салата «Цезарь», щи с кулебякой, двести граммов водки («Не выпить рюмку водки, закусив маринованным огурчиком, под щи – преступление»), медальоны из говядины и десерт, который я снова не могла в себя впихнуть, попросила упаковать и дать с собой. Мне не хочется разорять Женю, ведь он вряд ли через день обедает столь масштабно. Надо что-то придумать. Девушки, которые дорого обходятся, не для пенсионеров, пусть те даже и полковники в отставке. И уж тем более не для пенсионеров, имеющих на довольствии великовозрастных детей. Эти мои рассуждения – не прекраснодушие скромницы, не чистая альтруистическая забота о Женином кошельке. Натуральный эгоизм. Если бы я была на Женином месте, если бы стояла перед выбором: помогать ребенку или баловать кавалера, не задумывалась бы ни секунды. Кавалер перебьется.
Часть третья
Женя на три дня уехал в командировку в Санкт-Петербург. Обещал позвонить, когда вернется. Помыслит-помыслит на досуге и решит, что молоденькая финтифлюшка ему не нужна, сгинет, поминай как звали. Снова терзания, тоска. И в голове назойливо крутится песня: «Стою под тополем, грызу травиночку. Зачем протопала к нему тропиночку?.. Он на свидание ко мне не явится, теперь любовь моя со мной останется»[6]. Я приказала себе сменить пластинку. Следующая была не оптимистичнее: «Он за борт ее бросает, сам веселый и
