– Сейчас нет. Но мне захотелось сделать перерыв, когда… – (Я поспешно кивнул, не желая возвращать ее в тот ужасный день.) – Но подумываю вернуться. У меня ведь неплохо получалось!
Из этой простой фразы я понял, чем Кандида обязана Гарри Стэнфорту и почему она продолжает упорно доказывать всем, насколько ей посчастливилось его найти. Эта Кандида обладала самоуважением, которого не было и следа во времена ее неприглядной, злой, несчастной юности. В те дни, когда я знал Кандиду, ее детство было слишком недавно, чтобы игнорировать его пагубные последствия.
– Мне достались двадцать три года жизни с невероятным, благородным, очаровательным и любящим мужчиной. – Это была безыскусная и трогательная дань памяти, и после нее мне нетрудно было искренне полюбить Гарри. Кандида наклонилась ко мне и понизила голос до шепота. – Предпочитаю быть на своем месте, чем на месте Серены. – И мы рассмеялись.
На этом разговор и закончился. Вскоре мы пошли наверх переодеваться.
Мне предстояло ночевать в угловой комнате, обшитой панелями и окрашенной в серовато-белый цвет. На две стороны выходили большие окна, из которых далеко открывался вид на тенистый парк. Изящная кровать под балдахином была обита хорошим, хотя и старым мебельным ситцем, а по стенам развешены литографии Одюбона[70] с изображениями птиц. Все довольно симпатично, пусть и неоригинально, но из-за выцветших тканей и ярко-малинового цвета паспарту, в которые были вставлены картины, создавалось непередаваемое ощущение семидесятых годов, словно по меньшей мере лет тридцать на эту комнату не тратили никаких денег. У меня была собственная ванная, в той же цветовой гамме, и кран с горячей водой, который многообещающе издавал далекие булькающие звуки, но когда появилась вода, она оказалась лишь чуть теплой. Я как мог обтерся губкой и натянул какую-то одежду из чемодана.
Аристократичные англичане любят изображать непринужденность. «Из гостей никто не приезжает, – говорят они. – Будем только мы». Что случается редко. «Тебе ничего не придется делать», когда придется, еще как. Чаще всего, когда они говорят «не переодевайся», они не имеют это в виду. Они хотят сказать, что от вас не ждут смокинга, а не то, чтобы вы оставались в той же самой одежде. Это в чем-то даже смешно, поскольку, в сущности, все, что вы делаете, готовясь к «неофициальному» ужину в загородном доме, – надеваете другой вариант той же самой одежды, что была на вас за чаем. Особенно это касается мужчин. Но главное, когда вы спуститесь, это должна быть другая одежда. Единственное, от чего стоит воздерживаться на уик-энде, – это темный костюм. За исключением случаев, когда это благотворительное мероприятие, похороны или какое-то другое событие со своими особыми правилами, джентльмену в сельской местности городской костюм не пригодится. Загородные мероприятия все чаще требуют одного из двух видов одежды: вечерняя или крайне неформальная, никаких промежуточных вариантов.
Возвращение вечерней одежды в этой связи тоже интересно. Вопреки ожиданиям, высказывавшимся всего несколько лет назад, смокинги, на время утратившие интерес публики, и в еще большей степени – мужские домашние куртки снова на подъеме. Из них меня больше интересует домашняя куртка – предмет одежды, правила ношения которого полностью изменились на моей памяти. Совсем не так давно верхом невоспитанности было носить такую куртку в доме, где вы не ночуете, а лучше вообще носить ее только у себя дома. Но сейчас все изменилось. Все больше загородных обедов оживляются мириадами оттенков бархатных курток, туго обтягивающих спины гостей мужского пола. Носят домашние куртки обычно без галстуков – неприятная подробность для мужчин средних лет, чьи красные, покрытые пятнами шеи демонстрировать невыгодно. Но, посопротивлявшись немного этой моде, возражая, что так совершенно неправильно, сейчас я даже начал ей симпатизировать. Впервые за два века она раскрасила мужчин в разные цвета. Что касается правил ношения домашней одежды, то, как я уже сказал, когда вы спуститесь по лестнице, это должна быть другая домашняя одежда, отличная от домашней одежды, которая была на вас, когда вы поднимались к себе. Для меня снять рубашку, джемпер и плисовые брюки, чтобы помыться и надеть другую рубашку, другой джемпер и другие плисовые брюки, – процесс довольно комичный, но что делать. Нельзя бороться с Таммани-Холлом. В общем, в тот вечер я сделал все как полагается и был готов спуститься в гостиную, когда на глаза мне попалась фотография на полке, справа от резного расписанного камина. Фотография запечатлела Серену и Кандиду, стоявших бок о бок среди хозяев дома, встречая гостей на свой бал дебютанток в Грешэме. Можно было разглядеть у них за спиной развешенные на стене зала портреты. Леди Клермонт на фотографии поворачивалась в сторону, видимо встречая следующего прибывшего гостя. Потом я увидел фигуру молодого человека в нескольких шагах позади девушек, но его лицо было неподвижно устремлено к ним, словно он не мог отвернуться. Я сразу понял, что он и в самом деле не в состоянии отвести глаз. Потому что это был я.
Если что-то в подлунном мире может быть совершенно, то бал в аббатстве Грешэм в честь Серены Грешэм и Кандиды Финч был почти совершенством. Почему-то его устраивали довольно поздно, после летнего перерыва, в тот период года, который заканчивался Рождеством и назывался малым сезоном. К тому моменту мы уже достаточно пресытились, обходя балы с конца весны, и хозяйке мало что оставалось предложить, чтобы удивить нас, но леди Клермонт, прекрасно это понимая, решила не просто удивить, а достичь совершенства. Почему-то я довольно долго хранил все свои приглашения, но теперь потерял, так что не помню, проводился ли бал в конце октября или в начале ноября. Но это наверняка был зимний бал, и все мы знали, что он станет последним крупным частным приемом, перед тем как эстафету примут благотворительные балы, после чего вся канитель подойдет к концу, и это изначально придавало вечеру некий романтизм.
К тому времени я уже несколько раз гостил у Грешэмов и, конечно, надеялся, что меня включат в список гостей, остающихся ночевать в аббатстве, но конкурс был предсказуемо высок, и меня не взяли. Хозяином дома, где мне предстояло остановиться, оказался скучноватый, но все же не запредельно занудный отставной генерал со своей милой женой, типичной супругой военного. Они жили в небольшом поместье, отделанном в типично безвкусном стиле,
