щегольнешь, вы последняя надежда, когда не осталось никакого стоящего партнера для танца. А если вас поцеловать, вы не превратитесь в принца. Вы так и остаетесь лягушонком, которого поцеловали, и целовавший обычно наутро жалеет о содеянном. Лучшая репутация, какую вы можете снискать, что вы не болтун. Если вы неплохой собеседник и умеете не распускать язык, что-то еще может вокруг вас завертеться, но горе уродливому воздыхателю, который преисполняется самоуверенности и начинает похваляться. С годами, конечно, все меняется. Кто-то начинает видеть дальше вашего лица, замечает другие ваши качества, и наконец лет в тридцать-сорок в игру вступают иные соображения. Жизненный успех слегка подправит вашу внешность, неплохо с этим справляются и деньги, и вовсе не потому, что проявляющие к вам интерес женщины меркантильны. Просто вы начинаете иначе пахнуть. Успех делает вас другим человеком. Но вам никогда не забыть тех немногих, очень немногих восхитительных женщин, которые любили вас, когда не любил никто. Говоря словами одного триллера, «я знаю, кто вы, и вам всегда будет принадлежать местечко у меня в сердце». Но со мной ничего даже приблизительно похожего не происходило, пока мне не исполнилось лет двадцать пять. Когда мне было восемнадцать, я был уродлив и влюблен и знал, что люблю безответно.
– Да. Пошли потанцуем! – сказала Серена, и я до сих пор помню странную смесь восторга и дурноты, охватившую меня.
Группа Спенсера Дэвиса уехала. Может, уже мчалась по шоссе, превратив наш вечер в легенду и тем с лихвой отработав гонорар. Храни их Бог! Пусть они знают, какое счастье нам принесли. Было уже три часа ночи, бал приближался к концу. Диск-жокей снова принял эстафету, но по голосу было слышно, что он подводит вечеринку к концу. Он поставил нравившуюся мне медленную песню «A Single Girl», которая была хитом за год-два до этого, и мы с Сереной придвинулись друг к другу. Своеобразная штука танцы. Вы в полном праве положить руку женщине на талию, прижать партнершу к себе, сквозь рубашку чувствовать грудью ее груди и тонкий шелк вечернего платья. Ее волосы касаются вашей щеки, ее запах будоражит вас, но при этом в танцах нет ничего интимного, ни намека на что-то, кроме учтивости и дружеского расположения. Стоит ли говорить, что я пребывал в раю, пока мы переминались с ноги на ногу, обсуждая группу и бал и соглашаясь, что вечер исключительно удался. Но хотя Серене было явно приятно это слышать, она все же была задумчива и вовсе не в приподнятом настроении, как я ожидал. Как можно было ожидать.
– Ты видел Дэмиана? – спросила она. – Он тебя искал.
– Зачем?
– Думаю, хочет попросить завтра утром его подвезти.
– Я уеду довольно рано.
– Он знает. Ему тоже надо уехать побыстрее.
Я был целиком поглощен тем чудом, что танцую с Сереной, и не придал значения этим словам, хотя у меня все же промелькнуло в голове, что, если бы мне посчастливилось ночевать у Грешэмов, я искал бы любой повод задержаться подольше.
– Тебе самой было приятно на этом вечере?
– Есть в жизни важные вехи, – ответила она, что мне показалось хотя и справедливым, но странным.
Для моего поколения такие события были как обряд посвящения во взрослую жизнь, и мы не задавались вопросом, насколько они нужны. Девушки начинали выходить в свет, юноши достигали совершеннолетия. Первое происходило, когда девушке исполнялось восемнадцать, второе – когда юноша достигал двадцати одного года. Все потому, что высший класс проигнорировал принятое много лет назад решение правительства изменить возраст совершеннолетия на восемнадцать, да и сейчас не слишком его признаёт. События, подобные этим балам, отмечают наступление взросления. После того как они пройдены, вы становитесь полноправным членом клуба, и ваше членство на протяжении всей жизни будет разделяться на периоды церемониями: свадьбы и крестины, вечеринки для подрастающего поколения, новые свадьбы и наконец похороны. Важные точки, через которые мы держим курс нашей жизни. Все это сейчас ушло. Обязательных церемоний больше нет. Единственное отличие аристократического происхождения от средних классов – то, что высшие классы по-прежнему вступают в брак, прежде чем родить ребенка. И если не вступают, то это исключение. Многие остальные традиции, некогда объединявшие их в единое племя, занесло песком времени.
Песня отзвучала, и Серену вызвали отъезжающие гости, а я пошел бродить по дому, не желая, чтобы вечер заканчивался. Я покинул танцевальный зал, прошел через переднюю комнату, где на милом диванчике спала девушка в розовом, потом заглянул через приоткрытую дверь в гобеленовую гостиную. Сперва мне показалось, что она пуста. Горело всего несколько ламп, и комната была погружена в полумрак. Взгляд выловил из темноты часы императрицы Екатерины – одну из ламп расположили так, чтобы стекло циферблата блестело, но вообще было понятно, что на сегодня гостиная завершила свою работу. Но тут я заметил, что на самом деле она не пуста. Один из стульев под большим, доходящим до карниза, гобеленом, был занят, и сидел на нем не кто иной, как Дэмиан Бакстер.
– Привет! – сказал я. – Серена говорила, что ты хотел меня о чем-то попросить.
– Да. – Он поднял глаза. – Хотел спросить, не подвезешь ли ты меня завтра домой, если едешь сразу обратно. Я знаю, ты уедешь рано.
Меня это заинтересовало. Раньше я никогда не слышал, чтобы Дэмиан говорил о доме.
– А где дом? – уточнил я.
– В Нортгемптоне. Кажется, ты проезжаешь его по пути, если возвращаешься в Лондон.
– Конечно, я тебя возьму. Заеду за тобой часов в девять.
Все. Миссия была выполнена. Дэмиан встал.
