бывает, когда это не любовь. И что чувства, которые мы с Бриджет питаем друг к другу, – это не любовь. Я чувствовал, к чему все идет. Об этом же я упомянул в разговоре с моим старым добрым папой, когда приезжал к нему на обед. Но вряд ли до этого вечера в Грешэме я понимал, что край не только виден, но и уже почти перед нами. По справедливости, я не мог винить Бриджет, ей и так уже все надоело. Она умная, привлекательная женщина, но вынуждена смириться с тем, что снова потратила несколько долгих лет на высохший колодец, безнадежную охоту, глухой тупик. Да, подобную ошибку она совершала и раньше, и не однажды. Вплоть до нынешнего вечера я всегда вставал на ее сторону, соглашаясь, что те прошлые мужчины были звери и подлецы, они не отпускали ее на свободу, поняв, что отношения ведут в никуда. Вместо этого мужчины, как я считал, привязывали ее к себе и тем самым украли ее будущее и ее детей, которые никогда уже не появятся на свет. Именно в этот момент, в темной машине, пробирающейся по дорогам Йоркшира, я внезапно понял, что они были не такие уж подлецы, просто бесчувственные эгоисты, ни о чем не думавшие глупцы. Как я. И с завтрашнего утра я разделю с ними вину в грустной книге жизни Бриджет Фицджеральд.
Она не проронила ни слова, пока мы не очутились в нашей холодной, промозглой спальне. Бриджет принялась раздеваться теми резкими, злыми движениями, которые были так хорошо мне известны, разговаривая со мной через плечо или выразительным затылком.
– Весь твой план – сплошной вздор!
– Какой план? Никакого плана нет.
– Да, черт подери, никакого! Ты ее совсем не интересуешь. Ни вот настолечко!
Бриджет бросала слова резко, с горячим, мстительным наслаждением, словно нелюбовь ко мне Серены было ее рук дело, реальное достижение, которым можно гордиться.
– Да, видимо, не интересую.
– Ни вот настолечко! – повторила она громче и безжалостнее. – Все видели. Она едва вспомнила, кто ты такой.
Это был удар ниже пояса, но я не стал спорить. Вместо этого я решил показать, что оскорблен. Но зря потерял время. Бриджет, уже окончательно распалившись, полностью утратила понятие о справедливости.
– Она от него не уйдет! Даже не думай!
– Не уйдет.
– А если даже уйдет? Почему ты думаешь, что она захочет жить с таким нытиком, как ты?
– Я не думаю.
– Потому что не станет она! Этому не бывать даже через миллион лет!
– Прекрасно.
– Бросить все блага? И стиль! Вместо графини Белтон превратиться в миссис Ты? Да никогда!
На секунду я подумал, шутки ради, возразить, что тогда ее правильнее будет называть «леди Серена Ты», но не стал. Меня больше заинтересовало ее предположение, что у Серены с Эндрю есть «стиль». Что это означало? Что в данном контексте означает «стиль»? Видимо, гнев уже зажил своей отдельной жизнью, и способности Бриджет к выбору формулировок страдали.
– Рискну предположить, что это маловероятно, – сказал я.
– Еще бы! Женщины ее типа так не делают.
– Ага, значит, она «тип», да? Это радует. Надо поискать еще несколько таких.
– Пошел ты!
И жаловаться я не мог, поскольку заслужил.
Но когда я тоже разделся и мы лежали, дрожа от холода под жиденькими покрывалами на покрытой уродливой резьбой кровати, Бриджет успокоилась. До этого момента ее гнев защищал меня от чувства вины, но уйти безнаказанным мне не удалось. Как раз когда я собрался выключить свет, Бриджет опустила книгу и глянула на меня:
– Что я сделала не так?
Ее голос снова смягчился, и легкая ирландская картавость, которую я всегда находил такой волнующей, придала ее словам трогательность, болезненно напомнившую мне, как я ненавижу обижать других.
Я покачал головой и изобразил улыбку, надеюсь, она вышла теплой. При окружающей температуре это была не такая простая задачи.
– Это не твоя вина, – ответил я довольно натуральным голосом, как мне показалось. – Ты ничего плохого не сделала. Дело не в тебе, а во мне.
Когда человек проговаривает такие знакомые сантименты, и особенно эту последнюю, затасканную фразу, ему хочется думать, что его слова проникнуты благородством и великодушием. Что он берет на себя вину за неудачу, взваливает на себя ответственность и так далее. Конечно, это нечестно, как скажет вам любой злостный изменщик, говоря лексиконом желтой прессы, а все мы на каком-то этапе становимся изменщиками. Подобные фразы – ленивые отговорки, придуманные, чтобы защититься от летящих вам в голову кирпичей и как можно скорее завершить дискуссию.
Бриджет справедливо решила, что заслуживает большего, чем этот трусливый и лживый ответ.
– Прошу тебя, – сказала она. – Я серьезно! – От ее тона у меня уже не на шутку заскребло на душе. – Что мне надо сделать, чтобы все исправить?
