ладонью, постарался ее заткнуть. «Я истекаю кровью, я до смерти истеку», — думал я. Как сказочный джинн, вылетающий из бутылки, как облако газа, я поднимался ввысь из собственного тела. Я был наполовину внутри, наполовину снаружи. Часть меня еще лежала на земле, моя плоть, но я был еще и джинном, который смотрел на нее, бормоча: «Там, там…» — вот от чего я начал вопить. Просто ничего не мог с собой поделать.
Когда Бобби Джордженсон до меня добрался, я уже провалился в шок. Я мог лишь кричать. Я сжал и сдавил рану, стараясь не дать вытечь всей моей крови, но от этого стало только хуже. Джордженсон мне врезал и велел заткнуться. «Шок», — понял я. Я постарался ему это сказать. Я попытался произнести слово «шок», но язык никак не слушался. Джордженсон меня перевернул и вдавил колено мне в спину, прижимая меня к земле, а я все жаждал сказать: «Шок, слышишь? Нужно средство от шока». Я был в сознании… всё было ясным… но язык отказывался повиноваться…
Потом я опять забылся.
Когда я пришел в себя, Джордженсон ножом срезал с меня штаны. Он вколол мне морфий, что меня напугало, и я что-то выкрикнул и попытался отползти, но он все придавливал меня к земле. Но это был уже не Джордженсон… это был джинн… он мне улыбался и подмигивал, и я не мог его стряхнуть. А дальше всё стало точно в замедленной съемке. Из-за морфия, полагаю. Я сосредоточился на новеньких ботинках Джордженсона, затем на камешке, чуть позже на собственном лице, которое парило высоко надо мной. Вероятно, это последнее, что я увижу в жизни…
Я не мог отвести взгляд. Это было завораживающее зрелище.
Сейчас, в темноте, вступал в свои права мир призраков…
— Эй, ты не спишь? — спросил Эйзр.
Я помотал головой.
У шестого бункера все было тихо. Сам бункер казался заброшенным.
Ухмыльнувшись, Эйзр взялся за веревки. Началось все почти как слабый ветерок, как вздох. Я обхватил себя руками. Я смотрел, как Эйзр наклоняется и зажигает первую сигнальную ракету.
«Пожалуйста», — едва не произнес я, но слово почему-то застряло у меня в горле, и, подняв глаза, я проследил взглядом ракету над бункером Джордженсона. Она взорвалась почти без звука — просто смазанная красная вспышка.
В темноте раздалось тихое поскуливание. Поначалу я решил, что это Джордженсон.
— Пожалуйста… — сказал я.
Я подавился словом, стиснул зубы, сжал руки. Меня била дрожь.
Еще дважды, уже быстрее Эйзр поджигал ракеты. В какой-то момент он повернулся ко мне и поднял брови.
— Тимми, Тимми, — сказал он. — Ну ты и придурок.
Я согласился.
Я хотел что-нибудь сделать, чтобы остановить Эйзра, но только скорчился и смотрел, как он выбирает гранату со слезоточивым газом, вырывает чеку, выпрямляется и бросает. Облачко газа отчасти закрыло от меня шестой бункер. Даже на расстоянии тридцати метров я ощутил вкус и запах.
— Господи Боже,
Это была моя коронная задумка. Я сам все смастерил: выкрасил белым мешок с песком, установил систему противовесов.
Эйзр быстро дернул за веревку, и прямо перед шестым бункером поднялся белый мешок и завис в туманных клочьях газа.
Джордженсон начал палить. Сначала один выстрел: красная трассирующая пуля ударила в мешок.
— У-ух! — восхитился Эйзр.
Что-то бормоча себе под нос, Эйзр швырнул последнюю газовую гранату, запустил еще одну ракету, потом схватил веревку и заставил белый мешок плясать и вертеться.
— У-ух! — распевал он. — Раз, два, три, четыре, пять, мы пришли тебя пугать.
Бобби Джордженсон, наверное, слетел с катушек. Тихо, сохраняя достоинство, он встал, прицелился и еще раз выстрелил в мешок с песком. Я видел его профиль на фоне красных вспышек. Лицо у него казалось расслабленным. Еще несколько секунд он смотрел в темноту, будто решая что-то для себя, затем покачал головой и зашагал к периметру. Спина у него была прямая, он не пригибался, не извивался, не полз. Он шел прямо. Он двигался со своего рода изяществом. Дойдя до мешка, Джордженсон остановился, повернулся и выкрикнул мое имя, потом поднес дуло винтовки к белому мешку.
— О’Брайен! — завопил он и выстрелил.
Эйзр уронил веревку.
— Что ж, — пробормотал он. — Шоу окончено.
Он посмотрел на меня сверху вниз со смесью презренья и жалости. И секунду спустя покачал головой.
— Вот что я тебе скажу, старик. Ты жалкий, просто жалкий придурок.
Меня била дрожь. Я сидел, обхватив себя руками, и раскачивался из стороны в сторону, но не мог отменить случившегося.
— Омерзительно, — произнес Эйзр. — Самый жалкий долбаный псих, какого я только видел.
