поэтому не стоит и начинать. Нет смысла говорить о мелочах, когда моя жизнь кончена. У меня ничего нет. Ничего. Я все разрушила. Все. Помню, как папа однажды сказал: «Будь терпеливой, когда наступят черные дни, потому что они пройдут». Это ложь, иногда они не проходят, иногда они становятся еще чернее, и ты можешь идти только на ощупь, стараясь не споткнуться.
Я представила, как Мэттью, еще до того как наша жизнь пошла наперекосяк, говорил: «Джесс, моя Джесс. Что бы ты ни натворила, я не перестану любить тебя». Но он имел в виду не это. Ничто не вечно, ничто.
– Не плачь, – наконец заговорила Полли.
Забавно, я и не заметила, что плачу. Я не могу ничего с собой поделать, это мое обычное состояние здесь. Я печальная и бесприютная, как улитка без раковины. Мне некуда спрятаться, я уязвима и все, все отдала бы за то, чтобы это прекратить.
– Ты хочешь, чтобы мы ушли?
Я посмотрела на Паза и через силу кивнула всего один раз. Мне не хотелось, чтобы они сидели здесь и смотрели на меня. Я не хочу, чтобы кто-либо видел меня. Я даже не смотрюсь в зеркало. Я не желаю себя видеть.
Потянувшись через стол, Полли сжала мои руки. Я подумала о том, сколько раз она делала это за всю нашу жизнь. Обычно мы носили похожую одежду и гуляли рука об руку, когда были маленькими, а когда были подростками, то держались за руки, когда гремел гром, она знала, что я ненавижу громкие раскаты.
– Ты молодец, – сказала она, и непонятно было, кого она пытается убедить, меня или себя. – Мы добирались сюда черт знает как, ты бы посмеялась. Мы плелись позади автобуса, который ехал за фургоном, перед которым ехал двухместный велосипед, – это была просто комедия. Я кричала через окно и сигналила просто для того, чтобы поучаствовать в этом спектакле.
Я смотрела на нее, пытаясь выглядеть веселой, пытаясь быть нормальной, но я отлично знала ее. Меня поразило, насколько она печальна, дело в том, что она не знала, как «вести себя» со мной после того, что разделило нас всех. Мне не хотелось смотреть на это жалкое подобие Полли.
– Я скучаю по нему, – громко произнесла я. – Я до боли скучаю по нему.
Обычно я не упоминаю о нем, на самом деле я никогда этого не делаю, не желая причинять боль людям, вынуждая их к ответу, но сейчас это произошло спонтанно, эти слова просто вырвались у меня.
Полли выдохнула, и ее улыбка увяла. Она опустила глаза, ее плечи поникли.
– Я знаю. Мы тоже скучаем по нему. Мы также скучаем по тебе, очень скучаем.
Она опустила голову, положив ее на сомкнутые руки, и заплакала, горько, всхлипывая, отчего сотрясалось все ее тело. Паз похлопал ее по спине. А я радовалась. Потому что она наконец сбросила маску и теперь это была настоящая Полли, которая говорит правду. За это я и любила ее.
18
Двигатель такси громко работал, пронзая тишину раннего утра на Мертон-авеню. Джессика увидела, как дернулись тюлевая занавеска в спальне миссис Плезент. Пусть смотрит, все равно не увидит ничего особенного. И в любом случае, после вчерашнего разговора через мусорный контейнер она знает, что происходит.
– Итак, вы уезжаете без мужа? – спросила ошеломленная миссис Не-очень.
– Да.
– И без дочки?
– Да, – вздохнула Джессика. Ей хотелось добавить:
Теперь Мэттью стоял в проеме открытой двери, усадив Лилли себе на бедро.
– Поцелуй мамочку на прощание. – Он наклонился вперед так, чтобы Джессика могла легко дотянуться.
Когда она поцеловала дочку в щеку, Лилли застонала, вцепившись обеими руками в рукав Мэттью – она начинала немного нервничать, когда ее наклоняли. – Пока, Лилли, – улыбнулась она дочери.
Наклонившись, Мэттью свободной рукой притянул жену к себе. Джессика услышала, как он, слегка касаясь ее волос проговорил: «Возвращайся ко мне, Джессика».
Тихо засмеявшись, она перекинула сумку через плечо.
– Я вернусь. Я уезжаю всего на неделю. Она пролетит быстро.
Отстранившись, Мэттью удерживал ее за плечо, что давало ему возможность заглянуть ей прямо в лицо. Его слова прозвучали взвешенно и искренне: «Нет, Джессика, я имею в виду, возвращайся ко мне».
Она отвернулась, стараясь не замечать блестевших в его глазах слез, и кивнула, переходя улицу и садясь в ожидавшее ее такси.
Позже, в тот день, когда они прилетели на Майорку, такси с тряской пробиралось сквозь изгибы и повороты узкой прибрежной дороги, кружа по серпантину, когда они поднимались все выше и выше. Когда водитель со скрипом тормозил, на лице Полли появлялось такое выражение,
