Гельмут оглядел станцию. На скамейке возле входа, как и всегда, дремал седобородый дед, у его ног лежала собака. Рядом неторопливо ходила взад и вперед старуха с лотком пирожков.
— Мне надо в Черносолье, — сказал Гельмут.
Глаза Юрьева округлились от удивления.
— Что? Зачем?
— Там находится одна вещь, которая поможет мне попасть в Спящий дом.
— Слушайте, — речь Юрьева стала быстрой и сбивчивой. — Вам не надо в Черносолье. Совсем не надо. Вам там делать совершенно нечего. Я об этом давно еще упоминал: не надо вам туда.
— Это еще почему?
— Вы хоть знаете, что это такое?
— Кажется, болото.
— Слушайте, если вы думаете, что в Черносолье вы найдете что-то, что поможет вам выбраться отсюда — это не так. Во-первых, вы там ничего не найдете. Во-вторых, вы не доберетесь до Черносолья. Это невозможно.
— Если все равно не доберусь, почему же вы так переживаете? — Гельмут посмотрел в глаза Юрьеву, тот отвел взгляд в сторону.
— Дорога, — заговорил связной после недолгого молчания. — Дорога в Черносолье запутает вас и истощит ваши силы. Это очень тяжело. Там вы не найдете выхода, только еще больше запутаетесь.
— И кому же верить, позвольте спросить?
— А, — Юрьев посмотрел в сторону поезда. — Вы все-таки поговорили с проводником? Зря я вам это посоветовал. Не доверяйте ему.
— А кому доверять? Вам? — Гельмут терял терпение.
— Да, — жестко ответил Юрьев, снова посмотрев в глаза.
— Вы же знаете, что я все равно пойду в Черносолье.
Юрьев тяжело выдохнул воздух сквозь сжатые зубы и развел руками.
— Идите. Идите куда хотите. На все четыре — или сколько их тут — стороны. Только когда вы потом прибежите ко мне жаловаться, что совсем не можете выбраться, когда закричите от ужаса, не найдя никакого выхода из этого лабиринта, — я вам помогать больше не буду. Сами, все сами. Не маленький. Только предупреждаю вас об одном: сейчас этот сон станет совсем глупым. Невыносимо глупым.
— Вы мне осточертели. Все. Все это осточертело. Идите все к чертям собачьим! — неожиданно для себя выкрикнул Гельмут, отвернулся и достал портсигар.
Подсчитал: папирос было семь, как и всегда.
— Как скажете, — Юрьев замолчал, и Гельмут услышал за спиной его удаляющиеся шаги.
Докурив, Гельмут вновь обернулся в сторону станции. Связного больше не было. На лавке по-прежнему дремал дед, рядом неторопливо расхаживала толстая старушка в грязном платье.
«Расспрашивать людей», — вспомнил вдруг он и направился к старушке.
— Прошу прощения, уважаемая! — крикнул он издалека.
Старушка продолжала молча расхаживать из стороны в сторону.
Наверное, не услышала, подумал Гельмут. Он подошел ближе, махнул ей рукой.
— Прошу прощения, уважаемая!
Старушка криво посмотрела на него, но ничего не ответила.
Гельмут подошел к ней почти вплотную и, повысив голос, повторил приветствие.
— Уважаемая?
Старушка вдруг оживилась, поправила на голове платок и повернулась к нему открывшимся ухом.
— Ась?
— Прошу прощения…
— Ась?
Глухая. Черт.
Гельмут наклонился к ней и проорал на ухо:
— Как добраться до Черносолья?
Старуха вдруг дернулась от него в сторону.
— Чего орешь-то? Не глухая. Пирожков с мясом хочешь? Так бы и сказал.
Гельмут тихо выругался и повторил:
