По дороге дети шли весело, рассказывая друг другу всякие интересные истории. Очень скоро Светке стало все вокруг незнакомо. Давно кончилась околица — их любимое место игр, и началось кукурузное поле. Здесь как будто был лес, высокий, зеленый, пахучий. А на каждой высоченной кукурузине торчали толстые початки. Светка любила из таких початков делать принцесс с чудесными светлыми локонами. И сейчас захотелось сорвать початок и… но она вспомнила, что дала слово не отставать, и — передумала…
Потом и кукуруза кончилась, и наступил черед проса. Просо было хоть и симпатичное, но неинтересное… Светка ничуть не устала и подумала, что уже действительно подросла и может пройти хоть сто километров… она, когда совсем вырастет, станет, наверное, знаменитым путешественником, и будет открывать новые земли и страны!
…Шли долго… солнце поднялось высоко и палило ребячьи головы. Мишка, видя, что отряд подустал, объявил привал и дал всем напиться воды. Такая вкусная была вода! Светку так и подмывало спросить, когда же начнется горох, но она терпеливо молчала.
— Во-он там овраг, а за ним поле гороховое, — Мишка словно угадал ее вопрос. — Скоро уже.
Но овраг оказался совсем не близко, и брели они долго и уже не так быстро.
Зато так здорово было увидеть долгожданные высоченные кусты гороха! Они были гораздо выше, чем у Нинкиной бабушки. Со всех веток свисали плотные стручки, а кое-где еще виднелись нежные белые цветочки. А у Светкиной бабушки и вовсе гороха не было, она его почему-то не сажала. Наверное, не любила…
Каждый облюбовал себе куст гороха и примостился около него. Светка тоже принялась набивать свой мешочек, прихваченный из дома.
— Ложись! — вдруг раздался Мишкин окрик. — Объездной!
Светка не знала, кто это — объездной, но поняла, что это ничего хорошего. И поступила, как все — кинулась на землю.
Она лежала тихо, стараясь почти не дышать. Разогретая солнцем земля прильнула к щеке, а около глаз качалась зеленая ветка гороха с завитками… так они лежали целую вечность… Свете стало казаться, что она сейчас в окопе, а вокруг рвутся снаряды, и на нее движутся вражеские танки. Как в кино про войну. Сейчас она достанет гранату и подорвет танк…
Она вздрогнула — совсем недалеко раздалось лошадиное ржанье. Страшно! Не до шуток. Этот злющий объездной сейчас к ней свою лошадь направит и строго спросит: «Ты зачем колхозный горох воруешь?!» А у него, наверное, кнут есть… ужас…
И вдруг, как на настоящей войне, раздался оглушительный взрыв! Стемневшее было небо озарилось вспышкой молнии. И в тот же миг хлынул дождь. Он падал на Светку не отдельными каплями, а лил сплошным теплым потоком. Точно — как из ведра!
— Вставайте! Объездной ускакал! — раздалась Мишкина команда.
Ребятишки выскочили из-под своих зеленых убежищ. И как начали смеяться, указывая пальцами друг на друга. Все они были перепачканы черной землей и совершенно мокрые.
А видеть-то себя они не могли и смеялись друг над дружкой…
Обратно с трудом перебрались через овраг. Дождевые ручейки сбегали по краям оврага вниз и соединялись в бурливую речку. Вода в ней была прохладная и немножко мутная. Конечно, ручейки несли с собой все — и сухую траву, и кусочки земли, и легкие перышки, потерянные птичками…
…— Ох, окаянная! Иде ж ты была?! Я уж усе глаза проглядела… а мокрая-то какая…
— Бабушка, а разве тебя дедушка не предупредил?
— «Предупредил…» — бабушка в сердцах передразнила Свету. — Я ему уже усе сказала, что думаю…
— Бабушка, ну не сердись… горошку попробуй… дедушка, а у вас тут дождь с грозой был?
— Нет, Светочка, не было дождя.
Ну вот, Светка так и знала — там и солнце другое, и дождь…
И еще она решила обязательно стать врачом, когда вырастет. А не путешественником. Потому что тогда она сможет сделать дедушке операцию, и он снова будет все видеть, как раньше. И не будет наощупь считать горошинки в стручке в их со Светкой веселой игре…
Потери
Отрывной календарь на стене показывал черную для Светки дату — 10 июля. Ровно год назад умер ее любимый дедушка, ее лучший в мире друг. Светка заплакала, вытерла слезы рукой, достала лист бумаги, ручку, села к столу. Надо про дедушку все написать, а то вдруг потом что-нибудь забудется.
Как он Лермонтова «Бородино» наизусть знал, и Евгения Онегина тоже. Света всегда удивлялась его памяти. И еще ей так нравилась дедушкина доброта. Сколько бы его бабушка ни ругала, а он все равно не обижался. А как он ее, Светку, любил! Кстати, никогда Светкой не называл, а только
