стояло на костях маленького человека, пусть даже белого и несущего бремя. И вот Империя грохнула этого человека. Ему живется плохо. Пусто. Он отторгнут своей Империей. И она рушится — потому что он — это и есть она: Великая Империя Британии.
Через двадцать лет пойдет вторая серия Великой войны — Вторая Мировая, и из нее Англия выйдет уже не великой державой, она будет рассыпаться и мельчать.
И вот — с другой стороны — самоубийство Джорджа Уинтерборна, поданное в одной из бесчисленных сводок как «пал за родину», в таком духе — это что? Он — произведение своих родителей, людей бесполезных, никчемных, он — продолжение их жизни на земле. Это они погибли на том изрытом поле. Они — это потомки и наследники армии и буржуазии, становой хребет Англии. Нет больше этого хребта.
Это погибла любовь — боже, с кем живут эти пустые амбициозные особы, две его женщины. Не будет детей, любви, счастья, продолжения.
Это погибло искусство — ибо то, что осталось продолжать себя — это вырожденческий бред, игры в бисер, бесплодие, без живой горячей крови.
Это погиб солдат и сапер в одном лице: воин, но и исцелитель изуродованной боями земли. Разрушитель для врагов — строитель для своих.
Это — добрая старая Англия погибла в той войне. И будьте спокойны — так оно и есть. Убийца и жертва в одном лице. Думая, что убивает только своих детей — себя и убила.
То, что Уинтерборн жертва, автор подает с горьким сарказмом, подает вполне открыто и понятно, чего уж тут понятней. А вот то, что погибла Англия — это надо увидеть, въехать в это, прочувствовать. Не факт, что Олдингтон сознательно имел это в виду. Но когда человек талантлив и честен — правда вылезает сама, из частностей, он мог это так и не думать.
…А вот четвертый знаменитый роман 29-го года, объявивший рождение нового великого писателя — к военной теме не имеет ни малейшего внешнего отношения и вообще крайне странен и непривычен. Выходит «Шум и ярость» Уильяма Фолкнера.
Фолкнер, парень поколения Ремарка и Хемингуэя, на войну не попал — росточком не вышел. Не вышло в США — он поступил в Канадские Королевские ВВС, но из курсантов выйти офицером не успел — война кончилась. Однако Уильям Фолкнер неназойливо поддерживал ту версию, что он успел повоевать летчиком в Европе. У него были прекрасные романтичные военные рассказы, типа «Полный поворот кругом», о мальчишках-катерниках. Говорю честно свое понимание: рассказы Фолкнер писать не очень умел — они были затянуто-длинные, весьма простые по мысли и сюжету и, простите, какие-то искусственные.
Вышедший в 1929 роман «Шум и ярость» давно признан классикой и входит в ряд списков «100 лучших американский книг», «100 лучших книг ХХ века» и так далее. И роман этот не имеет ни малейшего отношения к Великой войне, ни сном ни духом. Он комментирован-перекомментирован, изучен-переизучен, тут даже добавить особо нечего. Американский Юг, угасание уважаемого рода (семьи) Компсонов. 30 примерно лет — с 1898 по 1928 год. Родители и их четверо детей — все вырожденцы со своим вихлястым путем на помойку. Плюс верная старая черная служанка и ее дети, а главное — внук, тоже прислуга семьи Компсонов.
Надежда семьи, старший сын и брат, студент Гарварда, кончает с собой, топится в реке. От общего гадства мира. Следующий брат — подлый и жадный стяжатель, циник и лжец, пародия на бизнесмена. Любимая сестра с пубертатного возраста склонилась к активной и беспорядочной сексуальной жизни, забеременела от одного, вышла замуж за другого, который бросил ее, узнав правду — и, оставив дочку на попечение семьи, исчезла. Хотя потом стала посылать для нее приличные деньги — которые брат-делец зажимал, надеясь пустить в свой бизнес. А самый младший брат — слабоумный, тяжелый олигофрен, которого кастрировали, потому что однажды он чуть не изнасиловал на улице школьницу. Ему 33 года (возраст Христа то есть) — и разум младенца. Тем не менее: сестра хорошая, душевная, и старший брат был хороший, и младший, бедняга, чист младенческой душой, вот только средний, делец, подлец, плохой. Правда — содержит семью.
Формальная сложность романа общеизвестна, расшифровок есть куча. Там излагаются события глазами разных лиц, в разные времена, причем одно событие во времени незаметно переходит в совсем другое время, потом третье, в другой части его же иначе изложит другой герой и так далее. Пересказывать, даже кратко, не имеет ни малейшего смысла — именно на форму здесь большая нагрузка. Здесь и внутренние монологи, и детали, описания, и воспоминания, кратко и длинно, с объяснениями и без всяких объяснений, и так далее…
Так в чем дело-то?! Ну, психически неустойчивые личности, ну, психопатология, ну, асоциальный образ жизни, ну, суицид, ну — парад уродов и жертв: мужчина, вы что конкретно хотите сказать?
А хотел Фолкнер сказать этой плетенкой, этой шарадой с нераспутываемыми узелками, следующее:
Почему все происходит именно так, а не иначе? Когда закладывается будущее? Каким из будущего кажется прошлое? Кто прав из всех наблюдателей события? Почему их точки зрения принципиально не могут совпасть? Вот живут рядом несколько людей в одном доме — ближе некуда: братья и сестры под отчим кровом. Почему даже между ними не только противоречия во взглядах на мир и на поступки — но: они видят в одном и том же мире разные миры и разные поступки.
Почему в романе такая игра композицией и словом, такая усложненность, более того — такой разнобой, разностилье, разновременье, разные интонации, разные трактовки событий вплоть до полной невозможности совместить «мировидение» разных людей — самых родных?
Фолкнер прекрасен. Только не надо в «Шуме и ярости» докапываться до хрен знает каких кристальных и продуманных глубин и откровений. Бросьте! Хотите понять секрет, суть — смотрите проще:
